— Уверен, что ты выглядишь очень глупо в этих мужских одеждах, — с улыбкой сказал Чиррута, открыв глаза. Мутные, застланные пеленой, матовой дымкой с голубым налетом, чем-то похожие на две маленькие луны. Монах был слепым.
— Не хуже, чем ты с этим жалким ежом на голове, — не удержалась от дружеской шпильки Сакура.
— В мою шикарную шевелюру пробралась старческая седина, — заявил Чиррута.
— А не вша? — Сакура посмотрела него с усмешкой.
— Жемчужинка, да ты окрепла, — Чиррута мягко улыбнулся. — И научилась язвить. Хотя, я давно подозревал, что у тебя под язычком спрятана не одна колючка. К слову, с этим ежиком на голове я выгляжу куда моложе своих лет. От дамочек нет отбоя.
— Постыдился бы таких речей, монах, — Сакура его вовсе не упрекала. Она все прекрасно знала про этого человека, и чище был только младенец нескольких месяцев отроду. А эти шуточки есть ширма, за которой прячется светлейшее сердце.
Они с Чиррутой знакомы давно. Он стал ее вторым наставником, совершенно противоположным Аято Томей, который едва не замучил родную внучку, не превратил ее в демона в человеческом обличии. Про нее тогда сказал один из подчиненных Аято, мол, никогда бы не подумал, что не человек будет носить имя демона, а демон имя человека. Сакура не снимала с себя вины за прошлые грехи, но демоном никогда не была. Она больше походила на опасного, израненного зверя, загнанного в угол. Чиррута встретил ее именно в тот период жизни, когда Куран, отлежав в Волчьей яме* свой положенный, незаконный срок, а потом заплатила кровавую дань, бросив вызов семью лучшим воинам клана, была измученна, с жалкими остатками желания жить, ершистую, жестокую. И очень одинокую шестнадцатилетнюю девочку. В те годы, помимо всего прочего, ее способности находились на самом пике, но справиться с ними самостоятельно Сакура оказалась не в состоянии.
Чиррута пригласил мечницу сесть рядом, по-дружески сжал тонкое, но крепкое запястье. Очень давно Сакуры не было подле, а ведь они знакомы добрых шесть лет. За эти годы постепенно в разум входит малое дитя и своими ножками исследует не только приделы родного дома, но и мир за его стенами, не говоря уж о человеческих отношениях.
— Что привело тебя ко мне? — спросил он.
— Нужна помощь, — ответила Сакура.
— Чувствую, что многое тебя тревожит, — покивал понимающе Чиррута. — Расскажи по порядку.
— Недавно мне поступил заказ от одного высокопоставленного господина. Разобраться с убийством единственного сына и его невесты, молодой пары убитой в Киото накануне. Только вот по приходу в их дом, этого чиновника я нашла мертвым и нарвалась на двух наемных убийц. Мне они обычными не показались… — Сакура задумалась на мгновение. — Один из них повредил мой медальон, и я на мгновение почувствовала эту… жилку, присутствие потустороннего. На тот момент мои способности были максимально приглушены, но существа, столь сильные, вполне моли пробить защиту, тем более со сломанным талисманом.
— Тебя сильно ранили? — догадался Чиррута.
— Бывало и хуже, — ответила Сакура. — Но не это главное. После убийства чиновника я встретилась с Саярой и выяснила, что это не первая подобная смерть. Последним был кузнец, Имагари-сан, которому я отнесла медальон на починку. Его ограбили, и драконья жемчужина вместе с другими ценными раритетами пропали. Думаю, что-нибудь из украденного обязательно всплывет здесь, потому что обычный вор ценности этих вещиц не поймет. А мои способности с каждым днем все сильнее становятся…
— Это не страшно.
Сакура посмотрела на Черруту с укором. Видеть он этого не мог, но почувствовал отчетливо. Так уж получилось, что звезды сошлись именно в этот момент и никакой другой. Когда-то давно Чиррута учил Сакуру жить заново, ведь из них двоих последняя больше всего походила на слепого ребенка, которого нужно взять за руки и вести за собой. Монах так и делал. Брал и вел. Он учил Сакуру ощущать этот мир, ощупывать его, созерцать слухом, нюхом, кожей, эмоциями, а не только зрением. Чувствовать его, осязать. Учил ее так, как когда-то учился сам, но без наставника. Он чувствовал в девушке невообразимую волю к жизни, остервенелое желание выбраться, которое, казалось, давно исчерпало себя. Но мир Сакуры был гораздо шире, больше, чем у обычного человека в силу ее непростых способностей. Он охватывал границы по обе стороны. И Чиррута это понимал. Еще он понимал, что юная душа пока не готова принимать себя такой, какая она есть. Поэтому он потихоньку подталкивал ее к простым истинам, где ненавязчивым дружеским советом, где шуткой, в которой есть доля правды. Помогало не всегда, но все же это лучше, чем ничего. И ведь Сакура к нему привязалась.
Именно тогда Чиррута заговорил для Сакуры жемчужину в лапе дракона, подаренную когда-то отцом.