В тоске и горе своём решилась заклинательница обратиться к соблазнам Тёмного Пути. Напоив землю кровью своей и четырёх жертв, вернула она возлюбленному своему жалкое подобие жизни; мертвец, что мог отныне ходить среди живых, но не имел ни голоса, ни воли, тень того человека, что был прежде. Но, ослеплённая мнимым успехом, не видела она свершившейся перемены, и всякого, кто твердил, будто рядом с нею чудовище, тотчас прогоняла прочь. Услыхав о её желании выйти замуж за мертвеца, даже тот, кого она прежде звала братом, отрёкся от неё в страхе. И всё же она стала супругой мёртвого возлюбленного, как стала частью его клана — того, который брат её поклялся изничтожить.
Жила она с мертвецом, как с супругом, и делила с ним брачное ложе; вскорости семя его проросло внутри, и появилось на свет чудовищное острозубое дитя, терзавшее материнскую грудь и питавшееся не молоком, но кровью матери. Совершенно обезумев, старейшина И Лин гнала прочь от себя всякого, кто пытался подарить ей спасение, избавить от чудовищ. Но лишь множились близ неё мёртвые соратники: всякого, кого потеряла, она тотчас стремилась вернуть, обращая в покорную куклу. Вскорости почти не осталось рядом с нею живых, те же, что шли бок о бок с ней до конца, были ничуть не менее безумны.
Узнав о святотатстве, что творилось на горе, явились к ней главы великих орденов — не для войны, но чтобы вразумить заблудшую душу. Но всё так же оставалась она глуха к благоразумию, всё так же не желала признавать, что ни одно тёмное заклятье не дарует по-настоящему жизнь. К ней, окружённой мертвецами, они не сумели и приблизиться, и лишь издалека видели фигуру, окутанную чёрным и алым шёлком. В последний раз обратились они к ней, молвив: коли не отступишься от зла, придётся нам остановить тебя.
«И к чему же все ваши уговоры и угрозы, — вскричала тогда старейшина И Лин, — и чем вы думаете мне навредить? Я верну всякого, на кого поднимется ваша рука, и воины, павшие от ваших клинков и стрел, придут отомстить своим убийцам. Вы не страшны мне больше — потому что не сумеете никого отнять».
Крик её разносился с вершин горы Луан Цзан, покуда вдруг не прервался хрипом: то мертвец, которого звала она супругом, и нечестивый плод их порочного союза набросились на жену и мать. Острыми зубами изодрали они старейшину в клочья — и не нашлось того, кто воскресил бы её.
С трудом оторвавшись от свитка с крайне увлекательным содержанием, та, что прежде внушала ужас и трепет, а теперь скромно обреталась в теле Мо Сюань Юя, в голос расхохоталась. На глазах выступили слёзы, но не от грусти о былом — ей сейчас не было места — а от ничем не замутнённого веселья. Определённо, столь интересное чтиво стоило своих денег — а уж иллюстрации… Не удержавшись, она похлопала спутника по плечу:
— Лань Чжань, ты только взгляни, что они насочиняли обо мне! Нет, ну ты почитай, ха-ха, не удивлюсь, если об этом есть ещё четыре драматические поэмы и пара театральных постановок!
Лань Чжань закашлялся и от чтения воздержался. Желание поделиться историей распирало Вэй Ан Ю изнутри; сославшись на неотложное дело, она выскочила на улицу, где немедленно кинулась к границе леса с воплем:
— Вэнь Нин! Ты только глянь, мы — и романтические герои. Эй, ты где, Вэнь Нин?.. Ты не поверишь, они нас поженили!
========== В лучах палящего солнца: в тишине, в темноте ==========
Тихое и тёмное, пещера напоминала более прочего могилу. Открывая и закрывая глаза, Вэй Юн не видела разницы: в этой части их темницы не было другого света, кроме слабого пламени костра, как не было и другого тепла. Шёл — как ей хотелось верить — второй день их заточения.
— Опять костёр гаснет. Эх, мне бы хоть мою старую одежду — в этом платье и под двумя одеялами замёрзнешь. Хорошо, подол на перевязки сгодился. Как твоя нога, кстати?
Она говорила как можно больше, настолько давила на уши мёртвая тишина. Оказаться бы здесь с кем угодно, с кем можно перекинуться парой слов, но из всех возможных спутников достался ей именно Лань Чжань, молчаливый, точно каменное изваяние. Вот и сейчас он лишь раздражённо вздохнул. Гадай теперь, «да», «нет» или «когда ты уже замолчишь, я медитирую». «Нет, не последнее — точно не последнее», — решила для себя Вэй Юн и невозмутимо продолжила:
— Вот уж что ни делается, всё к лучшему. Не было бы у меня клейма — Вэнь Цин и в голову бы не пришло делиться со мной лекарственными травами. Одним испугом-то не исцелишь… Признайся, а ты ведь всерьёз перепугался, когда я собиралась при тебе раздеться. У тебя всё лицо было красное!
Лань Чжань фыркнул.
— Знаю, знаю: «В свете костра всё красное». Не хочешь признаваться — не надо. Мог бы хоть изредка отвечать: невежливо молчать, когда с тобой разговаривают.
Притворно-сокрушённо вздохнув, Вэй Юн подползла чуть ближе:
— Ах, гэгэ, ты меня совсем игнорируешь — после всего, что между нами было… Ты, между прочим, единственный мужчина, который видел меня без одежды!