Его соперник как большой кот в один прыжок подскочил, явно нацеливаясь своей левой рукой для удара в корпус. Глеб увидел приближающееся неумолимо лицо соперника, уставшее, но жаждущее победы, причем победы абсолютной, и, среагировав на его движение, прижал локоть к телу, защищаясь от быстрой атаки.
Но, как оказалось, это был обманный маневр. Не доведя свой удар до конца, соперник ловко крутанулся на ноге и нанес прямой удар ногой, ушира-гэри. Глеб словно в замедленной видеосъемке наблюдал, как стопа левой ноги летит прямо ему в лицо, но поднять для защиты руку уже не успевал. Все, что он смог, это только отклониться чуть-чуть в сторону и немного назад, так что удар настиг его в почти самой крайней дальней точке своей траектории.
Глебу почудилось, что по голове ему с размаху стукнули большой еловой дубиной. Этого он уже вынести не смог и немедленно грохнулся на колени, но снова вскочил, шатаясь как пьяный и прикрывая лицо руками. Губы и десны его были разбиты, а рот начал быстро заполняться кровью, которую, тем не менее, он старался скрыть, чтобы не показать противнику, что его удар достиг цели. Однако всем вокруг уже стало совершенно очевидно, что функциональная и техническая подготовка его спарринг-партнера была значительно выше.
– Добей его, Саша! Добей!
Тренер соперника подбежал к самому краю татами, в невероятном возбуждении показывая руками и ногами, что нужно сделать, чтобы окончательно покончить с Глебом.
Невероятно быстрый Саша казался Глебу блеклым и мутным бело-серым пятном, бессистемно прыгавшим перед глазами. Он старался не смотреть ему в глаза, фокусируя взгляд на средней части его тела – чтобы можно было вовремя заметить атаки руками и ногами. Глебу с самого начала было понятно, что противник был гораздо лучше подготовлен и явно превосходил его по всем параметрам. Да и разница в возрасте тоже была не в его пользу.
Болельщики, плотно разместившиеся на небольшой трибуне, увидев, что Глеб вот-вот рухнет, заорали нестройными голосами:
– А-а-а-а-а!!! Давай! Бей! Убей его!
«За что они меня так ненавидят?» с недоумением подумал Глеб. Затуманенным сознанием он воспринимал зрителей как клокочущую, разверстую черными ртами массу, кипящую в яростной экзальтации. Словно волны горячей черной энергии изливались на него, парализуя волю и отнимая силы. В глазах у Глеба плыли какие-то невнятные фиолетово-оранжевые круги и неясные образы.
Из последних сил он попытался провести атаку отработанными на тренировках сериями, но противник с легкостью парировал большую часть ударов, а часть из них – по ногам и корпусу – принял так, как будто это были легкие шлепки. И тут же он перешел в контратаку, обрушив на Глеба непрекращающийся вихрь разнообразных ударов руками и ногами, от которых уже не было сил защищаться… «А вот это уже финиш…», сформировалась у Глеба очень ясная мысль.
– Ямэ!
Команда судьи, возвестившая об окончании боя, прозвучала для Глеба как ангельская труба, призывающая к началу райского блаженства. После выполнения предписанного этикетом ритуала окончания схватки, он, пошатываясь, сошел с татами и уселся прямо на пол возле стенки. Ее окрашенная светло-голубой масляной краской холодная поверхность показалась Глебу лучшим в мире местом для отдыха. Он с наслаждением прижался к ней щекой и расслабился. В этот момент он готов был остаться там жить, только чтобы всегда чувствовать прохладу и массивную стабильность этой стены. Кровь, сочившаяся у него из распухшего носа и разбитых губ, оставляла на стене извилистые полосы и пятна. Носовая перегородка, похоже, была сломана, но Глеб, на радостях, что не случилось нокаута, решил не обращать на это особого внимания.
– Ну что? Ты как?! Живой?
Эйтор уселся рядом с Глебом и протянул ему маленькое махровое полотенце и пластиковую бутылку с питьевой водой.
– А-а-а… – протянул Глеб, морщась от болезненных ощущений, и, не удержавшись, пожаловался: – Зуб, что ли, шатается, не пойму… и нос разбит… Ох уж этот Саша… Александр… Надавал мне по голове, как котенку, а я даже не попал ни разу по-настоящему. А он мне все ребра пересчитал. Все-таки черный пояс, второй дан!
Эйтор, глядя в пол, хмуро проворчал:
– Ну, еще не второй, а пока первый… И вообще, я не понимаю всей этой вашей суеты. Деретесь на голых кулаках как дети малые. И вот что мне еще не нравится – уж очень много жестокости здесь, просто через край… можно себе надолго карму испортить.
– Да ладно тебе ворчать… – Глеб приложил гудящую голову к холодной стене в надежде успокоить боль, но голова была тяжелой, и мысли в ней шевелились очень вяло. Вдобавок в раздевалке, находившейся неподалеку, кто-то, видимо, включил магнитофон – ритмичные раскаты японских барабанов тайко в сопровождении сямисэна создавали монотонный шум, который, однако, нисколько не мешал ни сидящим в зале зрителям, ни бойцам на татами.