Тонкая линия превратилась в широкую полосу, в которую входило и бледное девичье лицо с упавшими на него светлыми волосами.
— Вставай, колдунья, — произнесла Данна, подходя к кровати старшей сестры, — поговорить надо.
========== Глава седьмая. Сомнения и угрозы ==========
Было тихо и безветренно, даже плеск волн слышался едва-едва. После заката темнело быстро, и всё ярче казалось рыжее пламя костра, разведённого красивым беловолосым человеком.
Голос рыбака успокаивал девушку и придавал непривычное чувство защищённости, хотя она совершенно не понимала, о чём он говорит. Потому она села у костра напротив и, когда он снял с костра котелок, с удовольствием приняла от него чашу с похлёбкой и даже почувствовала разочарование, когда в следующий миг он отошёл к лежащей неподалёку перевёрнутой лодке, а вернувшись уже с грузом на плече, стал чинить порванную сеть.
Но это ощущение не продлилось долго. Наблюдая за его работой, девушка и не заметила, как опустела чаша в её руках. Поставив её на песок, она подошла к рыбаку и, взяв конец сети, кивнула головой в сторону костра. Мужчина что-то спросил, а она кивнула и даже улыбнулась, хотя не была уверена, что он правильно понял, а её догадка верна.
После того, как они поменялись местами, наблюдать за ним девушка уже не могла, ведь, несмотря на то, что работы почти не осталось, сказалось отсутствие опыта. А когда сеть была скреплена, возле костра никого не было.
Присев возле огня, она стала глядеть на пляшущие по потемневшему дереву языки пламени, надеясь вот-вот услышать приближающиеся шаги, да так в этом ожидании и задремала.
Когда она проснулась, угли едва тлели, зато с неба ярко сияла огромная жемчужина луны. В её свете и песок, и одежда девушки казались белыми, а кожа, успевшая за день напитаться солнцем, тёмной. Так как куча дров увеличилась, она поняла, что рыбак возвращался, но и теперь она осталась в одиночестве.
Сон больше не шёл. Девушка, поломав тонких веток, кинула их на алые угли и стала раздувать. Только когда вновь возникшее пламя стало увереннее, она подложила бревно потолще и позволила себе отойти от костра.
Она покружилась вокруг огня, сходила к морю, но, не рискнув приближаться к воде, вернулась обратно. Девушка хотела приподнять лодку и посмотреть, что спрятано под ней, но сделать этого ей не удалось. Потому она вернулась к костру, вылила из котла остатки похлёбки и уложила на дно хворост, после чего нашла подходящую раздваивающуюся ветку, достаточно прочную, чтобы выдержать вес, но которую при этом удобно было держать, повесила на неё котёл, в другую руку под локоть взяла немного хвороста, после чего подожгла и кинула в котёл прутик и двинулась в сторону темнеющего леса.
Луна светила ярко, но на душе у девушки было тревожно, и чем сильнее она отдалялась от костра, тем больше росло её беспокойство.
Уже на краю леса, в тени деревьев, она вздрогнула, наступив на что-то мягкое, и едва не уронила от страха свой груз. Но в следующее мгновение поняла, что это ткань, и, склонившись, вытянула её на свет.
Страх вернулся в тот же миг, так как она поняла, что материя эта — одежда рыбака. А когда подняла голову, увидела сверкающие голубые глаза и светлую пятнистую шкуру хищного зверя.
***
Велинда крутилась перед зеркалом в своём новом фиолетовом платье, которое ей так и не удалось надеть на выпускной несколько месяцев назад.
— Всегда найдутся те, кто испортит праздник, — пожаловалась она своему отражению.
В отличие от брата, она не могла похвастаться высоким ростом, хотя в детстве всегда была выше него. Сейчас мало кто принимал их за родственников, находя чересчур мало сходства даже в чертах лица, а то, что у Велинды глаза были светло-серые, а у Алена янтарные, только усугубляло эти различия настолько, что даже одинаково светлая кожа и тёмные волосы (которые у Велинды ещё и вились) не спасали.
Ален не стал к ней стучаться, просто просунул письмо в щель под дверью. Развернув его, девушка вздохнула.
— А я так надеялась, что её быстро заберут, — расстроилась она, взяв послание, состоящее из нескольких строк.
***
— Не так уж плохо выглядишь, — заметила Данна. — Мне говорили, что на тебе живого места нет.