Офорий смывал все мои тревоги и дурные мысли, и это было даже лучше, чем оргазм.
Я сомневался, что Харпер чувствовал то же самое, но ему, в конечном итоге, было просто наплевать.
В вечернюю темноту мы спускались вместе, но на приличном расстоянии друг от друга.
========== Призраки ==========
Солнце повисло над самой линией горизонта, разметав по улицам горячие рыжие лучи. Они грели лошадиное дерьмо и грязь, превращая запахи в тошнотворную мешанину, а мухи, псы, дети и экипажи довершали начатое, размазывая навоз по мостовым. Несло так, что не помогали ни веера, ни надушенные носовые платки.
Свет подчёркивал всю мерзость, которая только могла быть в этом городе. Меня выворачивало от такого откровенного уродства.
Я шагнул к лестнице и посмотрел вверх, на гранитную громаду, прикрывавшую широкие каменные ступени — один из тринадцати ходов, ведущих во влажную темноту гетто заблудших. Сами ворота давно убрали, но на арке ещё можно было разглядеть гравировку: «Потерянные да обретут себя».
Я почему-то подумал, что написавший эти строки жаждал «обретения» сильнее, чем все, жившие здесь и проходившие через врата сотни тысяч раз.
Какой-то оптимистично настроенный епископ окрестил подземелье Градом Надежды. Любой, хоть раз посещавший гетто, называл его Преисподней. Уже это говорило о многом.
Наверное, здесь было очень красиво лет триста назад, когда Договор об Искуплении вытащил моих предков из адских глубин вечных мук. Они бросили своё царство тьмы в обмен на спасение собственных душ и душ своих потомков.
Стены вдоль лестницы были украшены мозаикой, изображавшей Великое Обращение. Асмодей, Сариэль, Сатанэль, вся красота и гордость ада приехали сюда в одежде из чистого пламени, на позолоченных, объятых огнём колесницах, изукрашенных драгоценными камнями и отполированными костями сражённых ангелов.
Все они пали на колени перед серебряным распятием и приняли крещение из рук инквизиции.
Искрящаяся глазурь давно покрылась слоем копоти от ламп и фабричного дыма, но изображения всё ещё можно было разглядеть. Где-то среди блистающей толпы демонов стоял и мой предок, но все они выглядели настолько свирепыми и прекрасными, что я с трудом верил в родство с ними.
Теперь наша кровь ни на что не годилась.
Вырезанные в скалах ниши и катакомбы, которые должны были стать городом надежды, превратились в промозглые трущобы. Сквозь Преисподнюю проходили сотни тоннелей, вырытых для прокладки городских коллекторов и газовых труб, — они заняли всё свободное место, собирая под собой лужи конденсата. Решётки давно развалились, огромные площади подземных пещер заняли многоквартирные дома и бурильные установки для добычи руды.
Дети величайших королей ада выродились в жалкую кучку шахтёров.
Согласно законам столицы, некоторым заблудшим запрещалось покидать Преисподнюю. Они всегда оставались внизу, где у них, во всяком случае, была компания и мягкая темнота подземелья. Только худшие из нас жили наверху — в основном, это были наркоманы, изгнанники и преступники. Временами я попадал во все три категории сразу.
— Ты отдал мне этот пирог с какой-то важной целью? — спросил Харпер.
— Решил, что ты всё ещё голоден, — ответил я.
На самом деле мне просто было лень его нести.
— Одного было более чем достаточно.
Он неожиданно шагнул в сторону ступенек, на которых стояла женщина, вручил ей пирог и вернулся ко мне.
— Ей он нужен больше, — сказал мне Харпер.
— Заблудшая? — Я обернулся, но солнечный свет не позволил мне увидеть почти ничего. Я разглядел только многочисленные плетёные платки, в которые были замотаны её спина и руки, и то, что двигалась она как-то странно, словно была или очень старой, или очень пьяной.
— Ярко-жёлтые глаза и когти чернее твоих, — сказал Харпер. — Я не видел её ушей, но, бьюсь об заклад, они были заострённые. Как и зубы. Она на меня нашипела. — Похоже, инквизитора это позабавило.