Я попытался рассмотреть его, но искрящийся утренний свет смывал выражение с черт его лица — так же, как смазывал запахи, срывавшиеся с губ. Иногда, ночами, сконцентрировавшись, я мог учуять исходившую от людей ложь.
Всё, что я чувствовал сегодняшним утром, была тревога. Я мало знал о Харпере, ещё меньше — о его сгинувшей сестре. Тот факт, что она просто пропала, в то время как остальные члены Общества были жестоко убиты, должен был что-то значить, просто я никак не мог понять, что именно. Было нечто, маленькое слово, крохотный фактор, который удерживал меня от осознания.
Наверное, это слово и спрятал Харпер за своим безразличным “может быть”.
Ещё я сомневался, что Харпер был единственным человеком, который что-то знал. Мне вспомнились пошедшие трещинами радужки заблудшей, её кровавые слёзы и запах. По сравнению с духами, которыми пахли письма Джоан Тэлботт, этот запах был пугающим.
Её волосы выглядели так, будто их растрепали в порыве безудержной злобы. Её одежда превратилась в грязное рубище.
Я понимал, что она бы не спалила дом Эдварда Тэлботта просто так. Она знала что-то об и убийцах, и о Джоан.
— Так ты пойдёшь? — спросил Харпер, и я осознал, что пропустил мимо ушей всё, о чём он говорил.
— Куда? — поинтересовался я.
Меня несколько обозлило то, что я был пойман на тотальном погружении в свои мысли.
— В офис Скотт-Бэка. — Харпер бросил на меня сердитый взгляд. — Ты совсем не слушал, верно?
— Слушал, — солгал я. — Просто хотел уточнить.
— Никто не удивится, если заблудший вроде тебя придёт за консультацией. Так будет куда проще, чем ждать ордер на обыск от аббата. Он не верит, что череда убийств засблудших стоит нашего времени. — Харпер нахмурился, глядя на свою чашку. — Иногда я задумываюсь, зачем вообще я ввязался во всё это.
— Деньги? — предположил я.
Харпер рассмеялся.
— Если бы я решил стать священником ради денег, — сказал он, — я бы выбрал один из Золотых Орденов, а не инквизицию.
Я покосился на Харпера сквозь тёмные стёкла очков, смазывавших очертания человеческой фигуры. Большинство банкиров, которых я видел, больше напоминали мягкие подушки, чем людей. Они передвигались круглощёкими маленькими группками, будто плывущие по небу облака.
Я попытался представить себе Харпера-банкира: белые одежды, светлые волосы — будто нимб вокруг бритой макушки, — но образ, хоть и был забавным, не задержался дольше секунды.
Я попросту не мог изменить его — даже в своём воображении. Его худощавая фигура казалась жёсткой тёмной глыбой, о которую разбивался солнечный свет. Он был резким сгустком мрака на фоне белоснежных стен и отполированного дерева: чужак даже в собственном доме.
Меня не должно было это интересовать, но Харпер что-то скрывал от меня — и от всего мира в целом. Он не снимал перчаток, когда брал в руки собственную посуду. А что, если именно под ними Харпер пытался спрятать нечто, не позволявшее ему открыться даже дома?
На стенах не было ни рисунков, ни фотографий, комната была лишена деталей, которые могли бы рассказать о чём-то личном: ни книг, ни детских вещей — нигде, куда бы дотягивался мой взор. Единственным предметом, говорившим о присутствии здесь Харпера, было его собственное тело.
Я смотрел в чужие тёмные глаза, гадая, кем же этот человек являлся на самом деле. Харпер вернул мне взгляд.
— Ты снова ушёл в себя, да? — спросил он.
— Нет, — отозвался я. — Просто подумал, что ты, по сути, не рассказал мне ничего ни о себе, ни о своей сестре.
— Нечего рассказывать. — Харпер поднялся. — Мы должны выезжать. Я хочу, чтобы ты поскорее встретился со Скотт-Бэком.
— Быстрая смена темы. — Я медленно выбрался из кресла.
— Я слишком устал, чтобы быть изобретательным, — ответил Харпер.
— Покажешь мне свои руки?
— Что?
— Руки, — повторил я. — Эти штуки под перчатками. Я бы хотел их увидеть.
— Зачем?
— Потому что ты их прячешь, — пожал плечами я. — Такая уж у меня натура.
— Ты же видел мои руки. — Харпер понизил голос, словно кто-то мог нас услышать. — И даже большее.