— Я не остался бы в постели, — сказал он ей. — Я гулял бы с тобой в садах и скакал по лесам с соколом на руке. Я играл бы в Башни с твоим отцом и учил твоего младшего брата держаться в седле. И каждую ночь я лежал бы рядом с тобой, склонив голову на свою излюбленную подушку. Какая ты мягкая, — продолжил он, обхватив ладонью ее грудь.
Розамунда приникла к его шее, спрятав лицо в шелк волос, но промолчала.
— Что с тобой, ты чего-то боишься? — прошептал он. — Ты дрожишь, будто лань, ждущая приближения охотника. Чего ты боишься? Я здесь и я стою меж тобою и любым злом.
— Любым ли? — едва слышно откликнулась она.
— Конечно. — Он приподнялся на локте, силясь проникнуть взглядом в сумерки ее лица. — Что это, любовь моя? Чего боится возлюбленная Короля?
— Тебя, — ответила она. — Его. Годри. Закона Земли, который правит всем, что ты делаешь.
— Не всем, — возразил он, смеясь. — Это не Земля посылает меня в твою постель ночь за ночью. И Годри не сказал против тебя ни слова.
— Но он недоволен. Как может быть иначе? Я отняла тебя у него, разрушила ваши узы, я…
— Хватит. — Александр сел, отыскал трутницу и зажег свечу.
Увидев, что она плачет, он потерся лицом о ее лицо, успокаивающе проводя языком по шее, но слезы ее всё лились, пока он не рассердился.
— Говорю же тебе, бояться нечего, — повторил он. — Но если ты не веришь, что у меня хватит сил защитить то, что принадлежит мне, я оставлю тебя твоим рыданиям. Быть может, я вернусь, а быть может, нет. Меня вовсе не прельщает захлебнуться в соленой воде.
Розамунда села в постели и отерла лицо льняной простыней.
— Я ношу ребенка, — призналась она, — твое дитя.
Александр воззрился на нее, глаза расширились на длинном лице, а потом вскрикнул и рассмеялся, прижимая к себе ее, и мех, и лен.
— Давно ли ты знаешь? — Он перемежал вопросы поцелуями. — Почему не сказала мне? Как могла ты думать, что я рассержусь? Когда он родится? Как мы назовем его? Знаешь ли ты, как сильно я люблю тебя?
Он не давал ей времени ответить, но целовал снова и снова, пока поцелуи не сменились объятьями, а объятия — сном, и настало утро, прежде чем они вновь заговорили о будущем ребенке и о Годри.
— Всё очень просто, — говорил Александр. Натянув через голову расшитую тунику, он тряхнул длинными светлыми волосами. Вплетенные в них камни звякнули, когда он откинул волосы на плечи. — Годри согласится, чтобы ты поселилась в Кесаревой Роще. У него нет выбора — он связан со мной так же, как и я с ним. От наших обрядов зависит его могущество.
— Всё совсем не просто, — возразила она, но он не услышал, лишь потерся щекой о ее голову и покинул ее.
Снаружи воздух был свеж и влажен, отдавая древесным дымом и конским навозом. Александр вдохнул поглубже и неспешно двинулся от дома Розамунды к Кесаревой Роще, своим палатам, тренировочным полям и к кущам Годри.
*****
Он нашел Годри в сокровеннейшем из священных мест: расположившись в объятиях кресла, выточенного в форме огромного дуба, тот писал что-то в книге в кожаном переплете.
— Милости прошу, мой король, — произнес он, когда юноша приблизился. — Знамения предвещают новой Сеяние. Дорога определена, и имена дев названы. Мы едем завтра.
— Нет.
Годри оторвался от своих писаний. Это был смуглый, крупный, схожий с медведем мужчина с лицом по-медвежьи грубоватым и глубоко посаженными маленькими глазами, над которыми нависали тяжкие брови.
— Полагаю, что не расслышал тебя, мой король.
— Ты можешь расслышать, как прорастает семя, — с вызовом ответил Александр. — Я не готов к сеянию. Я уже совершил его.
Годри пожал плечами.
— Два года тому. Настало время. А последнее пришлось тебе по душе.
— Два года назад я не знал Розамунду, — возразил король.
— Тебе нужны дети.
— У меня есть дети — больше сотни, по последним подсчетам.
— Одна сотня, три десятка и два, — уточнил Годри, поглаживая седеющую бороду. — У твоего отца их было более трехсот.
Король фыркнул.
— Одна сотня, три десятка и три. Розамунда в тягости. И я не покину ее, чтобы спариваться с сотней одурманенных и привороженных девственниц, чьих лиц я не увижу, чьих голосов не запомню, — только лишь затем, чтобы пополнить армию моих возможных преемников. Я люблю ее, и я намерен поселить ее здесь, пока ребенок не появится на свет.
Годри отложил перо и книгу.