- Мы обязательно еще встретимся. - Шепчу онемевшими губами, понимая, что нечеткие звуки все же складываются в слова.
Для полноты картины расчерчиваю лицо покойника линиями, подобными полосам запомненных мною шрамов. Но от этого оно становится еще уродливее, и вовсе не похоже на всплывающий в памяти, теперь уже восхищающий меня образ.
Это злит. Я просто впадаю в ярость, но внешне никак не проявляю: мышцы словно замороженные, они не дают мне ни нормально двигаться, ни выражать привычные мне эмоции. А я люблю проявлять эмоции. Это раздражает еще сильнее. Я просто вскипаю от ярости и неистовствую. Но на самом деле всего лишь глухо, неразборчиво рычу. Поэтому просто констатирую факт: я очень зол.
А еще, новое странное чувство гложет меня изнутри. Оно подобно голоду, но значительно сильнее. Эта пустота на уровне солнечного сплетения. Я - цельная личность, но где-то там на подсознании понимаю - мне чего-то недодали. И улыбка моего создателя, а я просто уверен, что этот ухмыляющийся субъект чего-то там натворил, что мои мертвые “я” теперь расхаживают в приторможенном теле безжизненно бледной девчонки, эта его безобразно красивая ухмылка в моих воспоминаниях становится насмешливой, словно ее обладатель знает - чего именно он в меня не доложил…
Удар пробивает грудину трупа, к моему удивлению, с первого раза. В моей руке остается еще неостывшее сердце. Это все не то, но нужная неуловимая частичка умершего мне недоступна. И я насыщаюсь тем, что могу получить. Словно нищий попрошайка, довольствуясь малым, но мечтая о роскоши, вгрызаюсь зубами в теплую мякоть. Я не суеверен, но, похоже, вместе с телом, чья оболочка дала приют моему несчастному сознанию, в наследство мне достался и этот странный голод.
Платье залито кровью и перепачкано частичками сосудов и кусочков сердечной мышцы. Стаскиваю его с себя и озираюсь в поисках чего-то, чем можно прикрыть это тщедушное, но, как оказалось, очень сильное тело. Одежда трупа тоже вся в кроваво-красных брызгах и пятнах. Взгляд наталкивается на мужское пальто, черное, сшитое из добротной плотной шерстяной ткани. Накидываю уютный предмет одежды на плечи, с удовольствием продеваю тонкие бледные руки с хрупкими запястьями в рукава. Пальто мне безнадежно велико, и я уютно кутаюсь в него, словно в домашний плед.
Украшения, нацепленные на мое новое тело, оставляю при себе. Как же я в последствии сожалел, что, поддавшись эмоциям, мой затуманенный мозг не смог сразу оценить окружающую обстановку, и я не унес с собой побольше дорогих побрякушек, разложенных на прилавке под стеклом. Вот она, одна из десятка допущенных ошибок.
Звон разбитой мною витрины остается далеко позади. Я шиплю от боли, оказывается, я все еще умею испытывать боль, ведь несколько осколков стекла впиваются мне в запястья и ладони, окрашиваясь алым цветом моей крови, и падают под ноги на мостовую.
И вот я бреду, терзаемый холодным, порывистым ветром, который будто желает подхватить и унести хрупкую девичью фигурку, закутанную в пальто с чужого плеча. Как это символично. Это тело тоже, словно костюм постороннего, который даже немного жмет. Я ухмыляюсь. Скованность мышц постепенно проходит, и я уже могу изобразить на чужом мне лице подобие улыбки.
Как бы там ни было, но я счастлив, что больше не мертв. Ведь неважно, в какой оболочке. «Cogito, ergo sum*, - шепчу я, шевеля холодными, все еще непослушными губами, - я мыслю, следовательно, существую». Я желаю отыскать своего создателя, чтобы выразить ему свою благодарность за данный мне второй шанс. Но, все же, я окончательно понимаю, что ненавижу его улыбку, хоть и люблю.
Комментарий к Часть четвертая
* - Cogito, ergo sum(лат.) – Я мыслю, следовательно, существую. - Философское утверждение Рене Декарта, фундаментальный элемент западного рационализма Нового времени.
========== Часть пятая ==========
По темным лондонским улицам прокатывается несвойственное для этого времени суток веселье. Стайка подростков, ряженых в причудливые, жутковатые наряды, носится от одного дома к другому, нагло и беззастенчиво тарабаня во входные двери, выкрикивая уже порядком поднадоевшую всем фразу: “Сладость или гадость!”
Праздник, называемый Хэллоуин, - в самом разгаре. У входных дверей мерцают пустыми глазницами и щербатыми ртами самодельные тыквенные фонари. В конце октября Лондон окутывает густой туман, и под действием влаги свечи внутри “тыквенных Джеков” потрескивают и постоянно гаснут. Особо суеверные хозяева домов тут же меняют их на свежие и зажигают пламя вновь. Люди верят, они надеются, что свет отпугнет нечистую силу.
- Видел, как она зыркнула? Говорю же тебе, она - точно ведьма. Только у них бывают такие зубы. - Хихикает девочка-подросток.