- Ты что, Фетисов же... – возмущенно начал Пат – и замолчал: Женя перешла к лицу статуи. Под бетоном словно обнажалась живая плоть – молодое мужественное лицо, ставшее без шершавого бетонного слоя удивительно прекрасным. И в тоже время “не идеализированным”, как сказал бы Алекс. Лицо живого – жившего некогда – человека.
- Пойдем, – вывела его из раздумий Женя. – Толстый слой сковырнуть у нас пока не выйдет.
- А если Фетисов... – снова начал Пат.
- А что Фетисов – признает, что выдал за свою работу это чудо? – со злостью сказала Женя. – Признает, что замазал мраморную статую своим вонючим гипсом?
Пат молчал.
Не было печали, думал участковый – убийства, начальство на нервяке, а ты тут разбирайся с потоком такой чертовщины, что глаза на лоб.
Во-первых, пропала собака самой скандальной старушонки всего Н. А это похуже, чем если бы у главы администрации сперли тачку. Бабка Трындычиха (участковый заглянул в бумаги – Ламина А.П.) в прежние времена была бы сожжена на костре как ведьма, и дежурный вдруг подумал, что сам охотно подбросил бы в тот костер пару вязанок.
Далее – та самая Ламина А.П. нашла в низинке у заброшенного карьера кости своего пса – вернее, “полусгоревшие останки неизвестного животного”. Ну уж конечно, ехать проверять туда никто не поедет, разве что участковый.
Осмотр, проведенный под рыдания, ругань и божбу, показал наличие обгоревших останков – тушу, очевидно, не обливали ничем горючим, а просто кинули в костер. А останки зачем-то привезли и прикопали. Остатки черной шерсти и размеры костей – участковый с видом эксперта поковырял палкой в блевотного вида черно-серой груде костей и полуобуглившегося мяса, – почти на все сто указывали на черного кобеля Трындычихи.
Поколебавшись, участковый набрал номер райотдельского дежурного. Хрен его знает, имеют ли эти собачьи дела отношения к трем жмурикам – дело майора Корибанова разбираться.
Приехавший из области следователь вольготно расположился локтями на большом столе – перед ним были разложены листы и листочки с надписями и рисунками маркером. Молоденький лейтенант Пашутин, по-видимому, разделял любовь следователя к думанию с листочками – он время от времени передвигал клочки бумаги, меняя их местами, будто практиковался на наперсточника. Сидевший в углу Корибанов надулся как сыч, и время от времени, поглядывая на живое общение следователя и своего помощника, думал что-то вроде “пригрел змею”. Потом он думал о том, что у следователя какая-то подозрительная фамилия – Вольман. Не то немец, злился про себя Корибанов, не то еврей, не то оба вместе.
- Итак, первый, который с копьями, был убит здесь... – Вольман подвинул к себе карту, развернул ее и приклеил один из листочков. Зеленый клочок бумаги жизнерадостно выделялся на желтизне карты. Сушь у нас тут, мрачно подумал Корибанов, сушь. Не до зеленых листочков. – Второй – вот тут... Третий – в парке... – следователь пощипывал подбородок, выпрямившись.
Тут запищал факс и лейтенант кабанчиком метнулся к аппарату.
- Заключение по рукам и ногтям? – Вольман протянул руку, почти не глядя. Лейтенант машинально вложил в нее неровно оторванный лист и виновато взглянул на Корибанова.
- Так точно, – ответил он, глядя на майора умоляющими глазами.
- Итак, частицы бетона, обнаруженные в ранах и на коже жертв... – Вольман пододвинул к себе листок с распечаткой, открыл свой смартфон и принялся елозить пальцем по тачпаду. Он весь ушел в это занятие, шевелил губами, сверялся с листочком и искал снова.
Корибанов презрительно сощурился – они уже отработали местный строительный магазинчик и единственные на весь город четыре квартиры, где недавно производился ремонт.
- Вот что гугл животворящий делает, – ухмыльнулся между тем следователь и даже подмигнул Пашутину. – Бетон-то наш – не просто бетон.
Последовало сжатое перечисление сугубо технических подробностей, ускользнувших от Корибанова – помол, просев, портленд-цемент...