- Ли-цо… - промычала сквозь истерические рыдания Зара. Лина обняла ее за плечи, баюкая как ребенка. Больших трудов стоило ей успокоить Зару, убедить, что с лицом ее все нормально, если не считать царапин от собственных ногтей, и что всему виной слишком живое воображение.
- Зара, пожалуйста,- в голосе Лины была теплота, но видно было, что ей вообще непривычно утешать человека, - возьми себя в руки. Ну, хочешь, я найду специалиста. Я даже поговорю с шефом, может фирма оплатит тебе хотя бы половину курса…
- Я не чокнутая! – взвилась Зара. Потом сникла, бессильно уткнувшись в Линину куртку. – Лин, ты даже не представляешь… как это трудно, когда… такая чувствительность… Ведь все проходит через меня. Все… я все чувствую.
- Ну и к хрену твоя чувствительность, - внезапно разозлилась Лина, - если ты элементарно ею не владеешь. Ты как щепка в ручье – что толку, что ты умеешь плавать, если у тебя нет паруса? Хорошо, ты занимаешься целительством…
- Космоэнергетикой, - секретарша хлюпнула носом.
- Неважно. Но кому и как ты можешь помочь, если ты собой не можешь владеть?
- Но я же помогаю…
- «Врачу, исцелися сам», - процитировала Лина и осторожно вытерла салфеткой царапины на Зарином лице. – Пошли. Он обязательно извинится.
- Лина, - робко протянула Зара, - может, вернемся? Там… знаешь, там будет страшно.
Комментарий к 1. Страшные истории
(1) - “пир птиц Одина” - битва, “птицы Одина” - вороны; “град лука” - стрелы, “ливень града лука” - битва.
========== 2. Глаза цвета месяца ==========
Шумит гремит княжий свадебный пир. Ходят вкруг столов круговые чаши с медами, пенной брагой и винным зельем из далеких теплых стран, носят их чашники и подают гостям с поклоном. Здравицы звучат одна за другой – за здравие князя и его славу, за удачу и благоденствие жениха, храброго Арслана, и за красу невесты, дочери Сирта княжны Ойны. Дочери младшей и любимой.
Невеста по обычаю почти ничего не ест и не пьет. Сидит она за красным столом - по левую руку от отца, по правую от счастливого жениха, который то и дело бросает на нее нетерпеливые взоры, полные страсти. Шепчутся некоторые из гостей – очень уж грустна прекрасная Ойна-Людомила, будто поселилась в ее сердце нежданная тревога.
Рахдай и хазарин Урра тоже мрачнее тучи сидят - тяжел им был отказ князя, но еще тяжелее счастье соперника. Угрюмый Рахдай находит утешение уже в том, что невеселой думой полон взор юной княжны. И пьет он кубок за кубком, только, видно, не берет его хмель, лишь черные глаза горят все мрачнее на иссеченном шрамами худом лице. А Урра, чья хитрость подобна змеиной, исподтишка следит за тем, на кого то и дело будто случайно бросает княжна быстрые взгляды.
…Недаром свистел ветер, бил в лицо, будто не пуская, отвешивал подзатыльники как строгий дядька озорному воспитаннику. Еще тогда, когда в первый раз пошел Свейн в месячную ночь к условленному месту на берегу, не пускал его ветер. Злобно хлобыстнул дверью, едва не вырвав ее из рук, когда Свейн, стараясь не шуметь слишком сильно, выходил из отведенного северянам сруба. И свистел в ушах тревожно ветер, раскачивал ветки сосен, стонал в них. Знал. Все знал.
А вот рогатый месяц светил тогда изо всех сил, вел по той самой тропинке, по которой плутали они с Эгилем, разгонял серые туманные клочья. Да клочьев почти и не было, будто кто заботливо свернул их и убрал под кочки. Свейн осторожно ступал по мокрой траве и чавкающей грязи, удивляясь тому, что тропинка вроде и та, и не та – ложок, где они повстречали страшную старуху, исчез, будто изгладился, а там, где был ложок, росла сейчас высокая, по плечо, трава с меленькими цветами на верхушках. Пахла она одуряюще и терпко, горечью и свежестью. Метелки цветов, будто живые, шептались под ветром, оглаживали Свейна по рукам, оставляя белесые следы на его темной рубахе.
…- Пришел, значит. Не забоялся.
То же платьишко, белое, серебрится под месяцем, тот же убогий платочек. Только две косы сейчас выбегают из-под него, пепельно-русые, тоже будто свет месяца впитали.
- Как пушница-то тебя огладила! – смеется серебристо, как колокольчик звенит. – Всего извозила метелками – значит, приглянулся ты ей.
Быстрые ладошки отряхивают натрусившуюся с травяных метелок белесую пыль. А он стоит как вкопанный. Почти забыл, зачем и пришел.