- Я достану! - Слава позабыл свой страх перед болотами и трясинами, быстро разулся и с горящими азартом глазами нырнул в заросли. Слышно было, как он шлепает по мелководью, что-то приговаривая.
- Здорово! - с искренним восхищением сказала Свейну Лина, показывая взглядом на лук. Тот чуть улыбнулся - отстраняясь и отстраняя. И Лина почувствовала, осознала всем существом, что этот парень, неизвестно откуда взявшийся, оказался в этом странном и пугающем мире не случайно, как они, а преднамеренно и с какой-то своей тайной целью. И эту цель он предпочитал держать в себе, оберегая, словно хрупкое пламя свечи.
- Тот медальон, которым ты воду испытывал, - немного обескураженная этой отстраняющей полуулыбкой, продолжила Лина, - он… на всякую воду действует? То есть им вообще воду проверяют?
- Он отличает чистое от нечистого, - ответил Свейн.
- Можно посмотреть? - Лина не надеялась, что он согласится, ей просто хотелось говорить, заполнять словами пустоту и тревожность. Но Свейн, секунду поколебавшись, снял с шеи амулет и протянул ей.
- Вот она, голубушка! - Слава выломился из зарослей с торжествующим видом, держа в руке утку. - Вот…
В это время раздалось зловещее шипение. Лина отпрянула, готовясь увидеть ужа, анаконду и лохнесское чудовище одновременно - но произошло нечто более ужасное. Какие-то плети - не то лианы, не то ставшие сверхъестественно гибкими ивовые ветви - выметнулись из зарослей и мгновенно обвились вокруг Свейна, сбив его с ног и потащив прочь.
Когда-то в незапамятные времена…
… конь нес всадников по жесткой сухой земле, по островкам редкой низкой травы. Спит Людомила, лежит головка ее на плече Арслана, и чует он ее легкое теплое дыхание на своей вые. А лицо у Людомилы тихо и спокойно, как озерная гладь, чуть заметно алеет румянец на щеках, будто закатное небо в озере отразилось. Спит. Лишь изредка брови взлетают страдальчески, будто тень печальной думы проходит по ее челу.
Смотрит Арслан на спящую невесту свою и чует, как с каждым конским шагом словно отрывается от нее его сердце, будто отпускает он ее, как отпускают на волю птиц. И даже дума о том, что в сонных мечтах видится сейчас Людомиле другой, что другого она в тех мечтах называет любимым и дарит своей лаской, не приносит более Арслану острого страдания, но отзывается лишь тупой болью. Шшшш! Спит Людомила, не разбудить ее.
Смотрит Арслан на спящую невесту - и видит, будто наяву, как темнеют ее светлые косы, принимают цвет ночи, непроглядной таинственной ночи. И кажется Арслану, что сейчас откроет Людомила глаза - и окажутся они не светлыми, разведенной светом месяца голубизны, а смарагдовыми, глубокими, как подземные копи карликов, в которых смарагды те добываются.
Едет Арслан, и все ближе он к Сурьеву, все ближе. “Отвези ее в Сурьев, схорони у князя, пока не вернется тот, к которому склонилось ее сердце”. Пусть вернется, говорит тайный голос, шепчет Арслану на ухо, вползает змием в самое сердце. Пусть вернется - тогда ты сможешь уехать. И забыться, и забыть.
Едет Арслан - и не знает, что уж давно послано по его следу. Скачет посланный, толстым задом в седле подпрыгивает - сыр, тяжел и непривычен к езде. Из другого века, из другой жизни, будто семечко чужое, ветром занесенное. И шепотки, слова старухи-колдуньи гонят его - “Настигнешь его, отберешь княжну… Отвезешь к отцу и получишь в награду богатства - несметные, невиданные…” Скачет посланный, несет его конь, колдуньиными чарами подгоняемый. И стелется перед копытами коня синеватый туман-дымка, плывет, дорогу кажет.
Вечер накрыл светлое небо над головой Арслана, затянул, запечатал в себе свет, провалил солнце за высокие холмы и облаками его укрыл - чтоб неповадно было вылезать до срока. Усыпает долина, и витязь на ночной отдых остановился, конь усталый тоже голову понурил - день в пути прошел, перед завтрашним путем передохнуть надо.
Как уложил Людомилу на мягкую траву, плащ подстелив, как лег чуть поодаль Арслан - так и уснул, будто как и солнце, провалился в вечерние темные облака. Догорел в облаках закат, и только месяц рогатый из темной тучи в темну тучу перекатывается, веселясь и пугая робкие звезды.
И снится Арслану каменный замок в мрачных скалистых горах, и смарагды… зеленые смарагды в темных стрелах ресниц. И не пугает Арслана тулово змеиное, и не страшит прикосновение к чешуе - оказывается чешуя живой и теплой, будто драгоценный оксамит.