Только чует - тело его будто и не его уже, сползает он на пол, на брюхо - а девушка, проснувшись, привстает на ложе и хохочет, скалит зубы.
- Дурачина! Пентюх! Нашла же бабка сторожа, думала, простой дурак, а он и того хуже - дурак с одной нижней головою!
И хочет Харлампий крикнуть, да не может - из горла только шип вырывается, тело все покрылось чешуйчатой кожей, голова сделалась вовсе плоской, а глаза разъехались по обе стороны того, что ранее было лицом. И стала из Харлампия тварь-саламандра, большая, как телок, на низких толстых лапах, с кожею мокрой и с холодной кровью.
Захохотала Ойна еще того веселее, оседлала ползучую тварь и взвилась на ней, и вылетела в распахнувшееся окно.
***
Нету ничего хуже, как увидеть наочное свидетельство того, что планы твои пошли прахом, осыпались тем самым серым прахом и древесной трухой, что вдруг оказывается в сердцевине могучего многосотлетнего дерева, сломленного сильною бурей.
И Финн, вчитываясь в полустертые письмена своей Книги, чуял, как запахом гнили и тлена полнится его жилище. Разграблено святилище, лишается силы великий Громовик, и Черный змей не пал от руки князя Арслана. Однако страницы шептали и иное - старой Наяне недолго осталось. И если выполнил ученик в ином мире его, Финна, наказ - не будет более Владычицы, и силы, которым служит она, уснут. Лишь власть Громовика - явья власть, белая, дневная, - будет царить в мире.
И силой волшбы своей понесся Финн быстрее ветра по-над землею. В тихой долине у древнего кургана увидел он Арслана - тот разметался, будто спящее дитя, разбросал руки. Конь, что бродил вокруг лежащего, то и дело нежно тыкался мордой в неживую холодную ладонь, в плечо, шумно фыркал в неподвижно застывшее лицо, надеясь, быть может, пробудить уснувшего хозяина. Но тот не шевелился, не вздымалась от дыхания грудь. И кровь ран его уже подсохла и не струилась.
Заметил тут волхв оружие Арслана, узнал тотчас же меч, из небесного железа кованый. Наклонился Финн над погибшим князем, меч к себе потянул. Тяжел меч, тянет руку волхва к земле. Пыхтел старый Финн, тщился поднять меч из небесного металла и не услышал, как рассекают воздух сильные крылья, вспарывают наваливающийся на небо закат, и не увидел, как из заката упал на долину черный вихрь. Вьется столбом вихрь - и опускается в долину Черный змей, брат Ойны-княжны. Не в силах двинуться, волхв смотрит, как принимает Черный змей обличье до половины человеческое, скользит к убитому. И замирает над ним, и горем плещет из смарагдовых очей.
- Это ты, волхв, направил его… Тебе содеянное и исправлять!
Затрясся от страха Финн, опалило его темным жаром от змеевых крыльев. Воззвал он к Громовику, молил того о защите - но слаб стал Громовик, зол на волхва, отвернулся от Финна Громовик.
- Говори! - зарычал Змей.
- За степями, за горами дикими… долина… Два ключа в ней… - едва ворочая языком, пробормотал Финн.
- Лжешь! Понесу тебя туда, наберешь воды целебной и оживишь его - а коли нет, то не быть тебе живу!
- Пощади! - от страха едва жив старик. - Долина та… в вотчине бабки твоей… где заря с зарей расходятся…
И не успел волхв ни заклятия защитного сотворить, ни руку с посохом выставить, как снова зашумели черные крылья, подхватил его Змей и взвился в поднебесье.
Безвременье
… словно растягивало каждую миллисекунду, замедляя движения и мысли. Слава, ринувшийся вслед за Свейном и поволокшим его плетистым нечто, поймал себя на том, что ему почти хочется, чтобы этого неведомо откуда взявшегося парня просто… не стало. Слава словно в замедленной съемке видел, как гибкие плети впились в тело, в руки, ноги своей жертвы, стискивая их с нечеловеческой силой, как Свейн быстро терял силы, пытаясь вырваться. Как затягивалась петля на его горле - медленно, почти сладострастно.
“Неужели я любуюсь… неведомый монстр душит, убивает живого человека… этого красивого юношу… я любуюсь… мне нравится, как петля выдавливает из него жизнь… неужели я такой? Такой?!”
Слава с усилием стряхнул с себя наваждение. Нет, он не такой! Не такой!