- Дон Хуан, у Вас родился еще один ребенок. Девочка, - коренастая, более бойкая служанка, уже в годах, просунулась в дверной проем, широко улыбаясь. Она не знала в каком нынче настроении прибывает ее господин.
- Да, дьявол побери! Сколько еще ублюдочных детей понесет эта сучка! – заорал итальянец, явно намереваясь поговорить со своей супругой, направился прямо к спальне. Но неустрашимая Мани (так звали пожилую француженку) преградила ему путь.
- Нельзя! – ее взгляд отпугнул бы даже разъяренного зверя, поэтому итальянец с минуту помолчал, борясь со своим гневом, а после махнул рукой и устало опустился в кресло. – Чтобы завтра их здесь не было. Передай Монике, что, если она не исполнит мою просьбу, я прикажу утопить «этих», как щенят, а ее прогоню с позором из дома. Она знает, что будет дальше. Ей придется либо наложить на себя руки, либо отправиться в монастырь. Правда, есть еще вариант, с ее-то личиком, однако, не думаю, что Моника до него опустится… Хотя…
Служанки глубоко вздохнули и отправились оповестить свою хозяйку о словах мужа. Однако, все знали, что стены в доме тонкие и дона Моника уже обо всем знает.
-Да, что он о себе возомнил! – вскричала оскорбленная супруга. – Как он только смеет распоряжаться мною и моими детьми! Это дом моего отца, а он – рожденный из грязи, это я сделала его фениксом, восставшим из пепла! Все благодаря мне! Как он смеет… - обессилено опустившись на подушки, итальянка громко зарыдала. – Я не могу расстаться с моими милыми детьми. Это несправедливо!
Служанки напоминали безмолвные тени, окружившие Монику с двух сторон, они стояли неподвижно, словно боялись нарушить молчание, прерывающееся лишь тихими всхлипами молодой хозяйки. Моника была красива – изящные тонкие запястья, длинные волнистые волосы, сияющие синие глаза – итальянка произвела неизгладимое впечатление на самого Жан Батиста Грёза*. Он написал портрет Вендетто за три дня, приговаривая, что вот, наконец, он отдыхает, ибо отдых души несравнимо дороже обычного плотского наслаждения. «Только глаза у Вас грустные, Моника», - сказал он задумчиво, не отрываясь от холста. Он не требовал ответа, поэтому девушка предпочла промолчать.
- Отнесите девочку в монастырь, а мальчика оставьте мне, - тоном, не терпящим препирательств, приказала она.
Тени согласно кивнули и вышли вон из комнаты. Когда за ними закрылась дверь, девушка откинулась на подушки и тихо зашептала молитву, ту самую, которую каждую ночь проговаривала усопшая матушка…
Итак, чтобы читателю дальше не приходилось гадать, где сейчас находится эта несчастная женщина, а, впрочем, скорее, наделенная нелегкой судьбой, девушка, придется сообщить, что на следующее утро в поместье пригласили священника дабы простить бедняжке все ее грехи. Люди поговаривали, что это ревнивый муж Хуан не смог сдержать обиду на неверную супругу, некоторые относили случившееся к возмездию. Однако, не могу удержаться от комментария относительно последней версии произошедшего: чем же в глазах Бога могла выделиться вечно веселая, легкая, подобно ветерку, итальянка, когда на соседней улице в богато украшенных залах резвились и мадам де Курси, ее «добропорядочная», с безупречной репутацией сестра Жоржета? Ведь это они, не Моника, с трудом вспоминали кавалеров, просыпаясь на огромной кровати, облегченно вздыхая, не обнаружив напротив себя разъяренных супругов…
Впрочем, история это начинается не в тот злополучный вечер и не тогда, когда удивленные монахини, последовавшие на пронзительный детский голос, обнаружили в маленькой корзине младенца, укутанного в одеялко, богато украшенное золотыми нитями и искусно выполненными цветными узорами. Сбоку виднелась алая расписная буква «М». Преподобный Август не был удивлен находкой, ибо, что может быть поразительного в очередном найденыше, по счету, да и по виду мало чем отличавшемся от предыдущего?