И провалился в сон.
Когда старая Ине-сама, тряхнув, разбудила его, он не удивился, узнав, что братья мертвы.
Старая женщина позволила ему войти в хижину, чтобы немного поговорить с отцом. Отец сказал, что тоже умирает. Мальчик уже понял это, но слишком устал, чтобы реагировать. В этот момент, по какой-то непонятной причине, самым запоминающимся стал запах. Терзающий его шум исчез. Но тишина была еще более ужасной.
Он смотрел на тусклые глаза отца и его худое бледное лицо – казалось, что жизнь утекает из его жизнерадостного и непобедимого тела. Неожиданно мальчик осознал, что остается один. Совсем как в его кошмарах.
Слезы полились по его щекам. Это было невозможно, у него, конечно, не осталось больше слез. Большая рука вытерла струйку на его щеке, и отец прошептал хриплым голосом:
– Шинта, не плачь. Большие мальчики не плачут, правда? И теперь… ты большой мальчик, потому что остаешься один, а маленькие мальчики так не могут.
Мальчику ничего не оставалось, как кивнуть и вытереть глаза. Сопли сочились из носа, он попытался втянуть их, но безрезультатно, так что вытер их рукавом.
Тогда отец сказал ему, что он может жить со старой Ине-сама, если будет полезным, и мальчик должен слушаться старого доктора и делать так, как ему скажут. Трудные слова, казалось, втравили ему в разум, и когда отец попросил его поклясться подчиняться старой Ине-сама, он сделал это.
Жизнь у старой Ине-сама была не такой уж плохой. Ему выделили место для сна в углу хижины, и он ел каждый день. Но старый доктор не смотрела на него и не разговаривала с ним. Вообще старая Ине-сама казалась счастливее, если его не было рядом. Так что у него появилось много свободного времени.
И делать было нечего.
Так что неизбежно он начал бродить всюду. Сначала по деревне, потом по окрестностям. Он научился держаться подальше от жителей, потому что, казалось, никто не хочет разговаривать с ним. Люди смотрели на него и перешептывались. Мальчик мог разобрать слова «демон», «иностранец» и «невезение», и понимал, что это все о нем. До эпидемии люди говорили то же самое, но тогда это не звучало так страшно. Возможно, просто потому, что мальчик раньше не был один.
Он чувствовал себя плохо в деревне. Так что уходил прочь.
Медленно мальчик приближался к горе. Ему всегда хотелось пойти туда – так же, как и раньше. «Это опасно. Вы потеряетесь или поранитесь» – говорила мать и запрещала всем братьям ходить туда.
Но теперь на него никто не вопил. Никого не заботило, куда он пошел. Почему-то это было хуже, чем все остальное. Не то чтобы ему нравилось, когда на него орут, но теперь, когда не было матери…
Мальчик всхлипнул и вытер набежавшие слезы. Он не смотрел по сторонам и демонстративно старался не обращать внимания на шепот. Ему не хотелось оставаться в деревне. Или в доме старой Ине-сама. Он был одинок рядом с людьми, которые смотрели на него, но никогда не говорили с ним.
Несколько недель спустя он, движимый, возможно, любопытством или желанием сбежать ото всех, наконец, нашел в себе мужество побродить по лесу, опоясывающему горный склон.
Вскоре он понял, что находиться в лесу одному гораздо лучше. Деревья и лесные твари, букашки и птицы не смотрели на него. Что ж, это их несмотрение было хорошего рода – без презрительного вида и бормотания. Часто он терялся в лесу, и ему требовалось много времени, чтобы найти обратный путь. Но там он нашел много всего интересного: странные грибы, корнеплоды, шишки, лягушачью икру, червей.
Старой Ине-сама было все равно, где он пропадал, пока он возвращался домой чистым.
Так что это стало обыденным.
Однажды он прибрел на восточный склон горы. Лес там был гуще, так что раньше он не решался ходить туда. После нескольких запинок, интересных находок, безумных поворотов и многочисленных шагов, он нашел большой резной камень, одиноко стоящий посреди поляны.
Камень был в действительности некрасив. Резные линии складывались в клыки и когти – и уродливые круглые глаза. Он не знал, что это могло быть, но было очень, очень интересно. Он никогда не видел раньше ничего подобного. Ему понравилось.
Конечно он прикоснулся к нему. И почувствовал странный холод. Волосы на загривке стали дыбом. Смешно.
Он засмеялся.
– Ты мне очень нравишься! – Для этого не было никакой причины, но в первый раз после эпидемии мальчик засмеялся.