— В-встаю!
А потом всё затопила незамутненная радость - он может не быть Химурой, ни тем, кто, пытаясь найти себя, брёл в никуда, ни тем, кто гордо носил имя Баттосай. Смотря на свои детские ручки, он улыбался. За дверью послышались удаляющиеся шаги, он встал и медленно, прислушиваясь к звукам в коридоре, подошёл.
— Мама… — одними губами шептал Ичиго, стоя у двери. Он никак не мог решиться открыть дверь - то, что было в нём Кеншином, никак не хотело верить, что происходящее здесь-и-сейчас и уже-шесть-лет не долгий и слишком чудесный сон бывшего хитокири. — Мама, здесь ты не умрёшь… Я сделаю всё. Смогу. Я не хочу тебя терять. Ещё раз.
Куросаки Ичиго улыбался грустной и доброй улыбкой, рассматривая себя в зеркале. Он был похож и одновременно не похож на себя-Кеншина, даже волосы были куда светлее.
«Ещё не заляпаны кровью, — мысленно усмехнулся. -И не будут заляпаны. Хватит с меня смертей, не нужно приносить в настоящее прошлое. Пора уснуть Химуре Кеншину, его путь закончен. А я постараюсь не совершить своих ошибок снова…»
А если это сон, то пусть, пусть он длится как можно дольше.
Комментарий к Ни: И снилось лису, что он вновь лисенок
[3] Эпоха Кинсей – 1573-1868 год, известна первым периодом Адзути-Момияма, где Ода Нобунага, Токугава Иэясу и Тоётоми Хидеёси положили конец раздробленности кланов, и периодом Токугава, конкретнее, больше Бакумацу, чем иным. Эпоха Киндай – 1868-1945 год. Период Мейдзи – 1868-1912 год.
[4] Очередной авторский хедканон. Масаки у меня умеет и любит рисовать акварелью и тушью. У меня даже есть мысли сделать её мангакой, ибо почему нет, так что посмотрим, что будет дальше.
========== Сан: Самый страшный сон ==========
Куросаки Ичиго был вежливым и полезным ребенком. Особенно это стало заметно после того, как ему исполнилось шесть лет, — он помогал маме по дому, сидел с сёстрами. А ещё Ичиго был не по возрасту внимателен, и хотя он принимал как данность свою способность видеть призраков, способности матери он хотел понять. Вот только не успевал он задать каверзный вопрос, как отголосок прошлого — Кеншин-хитокири - шептал, что ещё не время для таких вопросов, и вообще, кто-то хотел себе спокойную и счастливую жизнь. Шептал, а потом смеялся, будто уже знал не только ответ на вопрос про способности мамы стрелять-из-нематериального-лука, но и, как минимум, все тайны мироздания и, в том числе, почему призраки долго не задерживаются здесь.
Тайна мироздания раскрылась только после второго осознанного дня рождения в этом мире… восемь лет, целых восемь лет, в той жизни он уже потерял родителей и… Ичиго старается как можно реже вспоминать прошлое, ему не нравится то, что он начинает думать и поступать как взрослый. А он хочет быть ребёнком как можно дольше, и Кеншин этого хочет, поэтому Ичиго веселится, лазает по деревьям, рассказывает - ой, сочиняет - истории про бродягу-учителя, играет с Тацки в шинсенгуми и дружит с призраками. В основном, только с одним, самураем, которого видела даже Тацки, а ещё его не забрали шинигами аж со времён бакумацу[5], хотя других забирали за два-три месяца. Мибуро[6], как называл себя самурай, заставлял усмехаться где-то в глубине головы Баттосая. Мибуро много рассказал детям о жизни после жизни, но главное дети поняли сами — он был пустым, и потому его шинигами не забрали к себе, он был сильным пустым, потому шинигами не убили его, а еще он плохо помнил свою жизнь, но был верным своей семье, потому он охраняет своих потомков. А ещё Мибуро успел заскучать за полтора столетия и любил детей, а Ичиго и Тацки были детьми, видели его, не боялись и любили послушать сказки и поиграть в шинсенгуми… Баттосай в такие моменты бился о стенки черепа в надежде убраться от происходящего абсурда куда подальше. Чем и доказывал Ичиго, что знает куда больше, чем если бы был просто отголоском-прошлого или частью памяти, как Кеншин. И это пугало.
Время летело слишком быстро, куда быстрее, чем в прошлом, - период Хэйсэй[7] не терпел промедления, и даже в Каракуре, городке, который всеми своими силами пытался не спешить, это чувствовалось. Ичиго это не то чтоб не нравилось, но заставляло чувствовать себя некомфортно - порой осознавая себя как взрослого человека, жившего в период Мейдзи, он тяготел к традициям и неспешности жизни. Девятый год для Кеншина значил многое - в прошлой жизни он встретил наставника, а в этой - наконец до конца осознал ту пропасть, что разделяла эпохи… да, технологии восхищали его-Ичиго и вызывали опасение и недоумение у него-Кеншина. Как хорошо, что Масаки, добрая и умная женщина, была именно его мамой, без неё было бы куда сложнее. Она всегда помогала Ичиго, а Ичиго всегда старался помочь ей…
Старался.
Старался…
Кеншин, сцепив зубы, смотрел на бледную, почти потерявшую цвет Масаки, и плакал. Он держал её за руку и чувствовал, как из неё уходит вся её жизнь, как кто-то отрывает её душу от тела. Кеншин чувствовал и боролся.
— Мама…
Слишком по-взрослому звучал шепот у девятилетнего мальчишки. Слишком серьёзен был его взгляд. Но Кеншин, наоборот, став серьёзным, все больше чувствовал себя ребенком, маленьким и потерянным ребенком. Ребенком, у которого на руках умирала мать. Перед глазами летело такое короткое, но невероятно счастливое детство.