Ичиго в коме. И она, как никто другой, виновата в этом. Она больше не сможет защищать свою семью. Да, в этом городе живет Урахара-сан, но он учёный, а не дежурный… От дежурных шинигами почти нет толку.
Масаки сжалась в комок, прижимая к груди скомканное одеяло. Она жива, чудом жива, но что она теперь может?
«Многое!» — молнией сверкает мысль.
Пусть она больше не квинси, не может, если что, защитить семью, она может быть отличной матерью.
«Я могу порадовать Ичиго, когда он очнется, своими работами!» — Куросаки решительно встаёт с постели. Жжение повреждённой души отдается в теле, но она идёт к столу, находит тушь и бумагу и садится рисовать. “Он любил лет в восемь рассказывать про одного мастера меча, и он любит мои работы. Я знаю, что я нарисую!”
Ишшин со слезами на глазах в крепких объятиях прижимает к себе жену и очнувшегося сына. Ичиго видит маму и знает, что всё хорошо, потому непонимающе хлопает глазами и пытается узнать, что же случилось, а Масаки улыбается и гладит его по голове. Они с мужем счастливы, их сын наконец очнулся, его душа в порядке и он жив. Месяц в коме, и он очнулся. После всего того, что случилось… вот настоящее чудо.
Масаки проводит в больнице каждый день множество часов. Ичиго пока нельзя выписывать, ведь врачи должны отслеживать состояние организма, а Урахара-сан говорит, что вмешиваться даже лечебными кидо может быть опасно. «Душа только-только приспособилась к новому резерву реацу, но вот что удивительно - тело словно с рождения было приспособлено…» — мысленно передразнивает Масаки Урахару. Этот очередной сумрачный гений из братии шинигами порой её бесит.
— Ичиго, смотри, — заносит в палату объемный пакет Масаки. — Помнишь я рассказывала, что решила рисовать мангу? Вот, я принесла показать тебе разработки…
— Вау! — восторженно раскрывает глаза Ичиго, откладывая книгу. — Разработки, правда-правда?!
— Да, — садится рядом с постелью Куросаки, — я сначала хотела тебе сюрприз сделать, когда пробный вариант нарисую, но… Ты же помнишь, ты в детстве рассказывал про начало эпохи мейдзи, а потом год назад придумал историю про мастера меча?
— Ага… — растерянно кивает Ичиго.
Кеншин в глубине его души заинтересовано приоткрывает глаз.
— Так вот! Смотри.
Кеншин удивленно рассматривает такого знакомого Хико Сейджиро, нарисованного в разных позах и ракурсах, но с неизменным, родным и раздражающе надменным выражением лица.
— Я долго думала, о чём можно было бы нарисовать мангу с таким героем, да так, чтоб тебе понравилось, и решила. Ты часто упоминал в рассказах, что у мастера был ученик, и вот, сложился сюжет! — улыбается Масаки. — Только вот имя, имя не могу придумать для него…
На листах кадр за кадром мелькает история, похожая и не похожая одновременно на его собственную. Что удивительно, мама угадала с тем, как мальчишка попал к учителю, даже страшно от этого. Мама будто заглянула в его самые потаённые уголки души и вытащила их на свет.
— Кеншин, — вдруг произнёс Ичиго. — Кеншин, имя которое дал ему учитель, когда решил взять с собой ребёнка, которого, возвращаясь, увидел стоящим перед могилами рабов и бандитов. А родители звали мальчика… Шинта.
Произнёс и испугался.
Испугался и на секунду будто ослеп и оглох.
— Сердце меча… — задумчиво трясёт головой Масаки. Имя удивительно ровно ложится на ученика мастера, как небольшое дополнение истории. Будто так и надо. — Мне нравится, ему подходит.
Ичиго улыбается.
Это не так страшно.