— Нет, Хосок, ты не в порядке, — настаивал Мин, хмурясь и заглядывая в мое лицо.
— Это неправда.
— Хосок, я могу понять, в каком ты состоянии, по одному твоему дыханию! — Пристыдил меня Юнги. Моя нижняя губа нервически дернулась, глаза лихорадочно забегали по комнате. Я сильно зажмурился, судорожно вздыхая, и затем произнес:
— Прости меня.
Нависшие веки Юнги чуть приподнялись.
— За что?
Я шумно втянул в себя воздух.
— Я совершил сегодня ужасную вещь.
Мин ровным счетом ничего не понимал.
— Когда успел? Мы почти весь день провели в горах.
— Именно там, — прошептал я.
— Эй, — Юнги вздохнул и продолжал. — Там ты спас меня. Мое спасение может покрыть все ужасные вещи, которые ты сделал за всю свою жизнь, — Юнги ласково улыбался мне. Спросонья он был таким добрым.
— Нет. Нет, мне очень страшно…
Мин перестал улыбаться и тронул мои колени. У него была странная привычка успокаивать меня, касаясь моих ног. Я сильно замотал головой, схватившись руками за виски. Я изо всех сил старался держать себя в руках. Когда я впадал в такое состояние, я старался быть откровенным с Юнги, рассказывая ему о своих ощущениях.
— Мне страшно и одиноко.
Юнги больше не спрашивал меня ни о чем. Он со вздохом притянул меня к себе и обнял, похлопывая по спине.
— Я понял.
Но он же ничего не понял! Я не мог говорить и, не издавая ни единого звука, пустил слезу в плечо друга. Я снова не смог сказать ему. Вместо серьезного разговора я опять сидел беспокойный, жалкий, жался к другу и проглатывал слезы и обиду на жизнь. Я такое ничтожество. Господи, помоги мне.
За окном полил дождь. В дождь я был необычайно сентиментален. Я чувствовал, как из моих рук ускользает контроль над своим вечно сильным и веселым образом. Мой друг узнал, что я могу быть по-настоящему беспомощным. Наверное, Юнги привык к этому. Но я не хотел, чтобы он привыкал к этому! И все равно продолжал реветь, как девчонка.
В конце концов я отодвинулся от Мина, закрыл лицо руками, но слезы все равно просачивались меж моих пальцев и стекали на пол.
— Я сделаю тебе чай. Оставайся у меня, — Юнги поднялся и зашагал на кухню, потрепав меня по волосам. Поплакав, я позвонил отцу, сказал, что не приду домой. На душе было тяжело. Я стянул с себя толстовку и прилег на кровать. Юнги вернулся в комнату с двумя чашками чая, потому что я всегда выпивал по две чашки. Мин тронул меня за плечо.
— Выпей чай и можешь спать.
Я сел на постели и потягивал чай из первой чашки, пока Юнги добывал для меня подушки и и одеяло. Его бабушка и дедушка не были удивлены моему приходу. Они уже давно прознали про нашу лестницу, но поделать с тайными ходами ничего не могли. Юнги делал все молча, преодолевая усталость. Он спросил у меня только одну вещь:
— Может, мне лечь на пол? Сможешь раскинуться.