Уильям кивнул:
– Я приказал его арестовать. Думаю, яд был в вине, которое он дал вам во время причастия.
– Последнее причастие... – пробормотала я.
Уильям перекрестился:
– Гоните прочь плохие мысли, Елизавета! Вы будете жить очень долго, обещаю.
– Угу, и рожу Англии наследников… – пробормотала я.
– Вы уж постарайтесь! – попросил он, и в его голосе не было насмешки.
Смущенно ответила, что я как бы не сказать, что особо против, но пока не от кого... Государственный секретарь бросил на меня страдальческий взгляд. Ну да, я его прекрасно понимала! Список женихов он составил впечатляющий, но я же не виновата, что каждый из них оказался со своими тараканами!
Наконец, вернулись к коронации. Причастие – или Евхаристия – вкушение хлеба и вина как символов Плоти и Крови Христовых… Ритуал, от которого мы собирались отказаться. Елизавета сознательно шла на то, чтобы последний раз перед коронацией причаститься по старому образцу, и ей не простили… Она заплатила за это собственной жизнью.
А я? Мне, кажется, была дарована новая.
Слезы подкатились к горлу, напали исподтишка. Я собралась заплакать, но раздумала. Что-то я стала слишком уж чувствительная! Пора уже привыкать к тому, что меня ненавидят и предают. Один неверный шаг, неосторожное движение, и за углом уже поджидают убийцы, а в кубок с вином чья-то рука тайком бросила яд...
– Рассказывайте дальше! – попросила Уильяма.
Ага, какие еще вести с полей, вернее, из тюремных камер Тауэра!
– Архиепископ уповает на ваше христианское милосердие и умоляет его простить. Даже и не вздумайте, Елизавета! Хватит того, что вы уже выпустили итальянца...
Я покачала головой. Настоящую королеву отравили, убийцы ранили Роберта и чуть было не прикончили меня. О каком милосердии идет речь?! Но разве я смогу сознательно послать на смерть человека?