Завоняло серой. Распахнулась пасть, полная игольчато-острых зубов. Поплыл по комнате беззвучный, но до самых косточек пробирающий шепот, на неизвестном языке, но если долго прислушиваться, то приходит понимание, слышится отчетливей, отчетливей...
Набросила полотно. Шепот смолк.
«Что же мне делать? Что мне делать?» — Аделаида снова сбежала вниз, на кухню, беспокойно ходила по скрипучим половицам. Хоть бы уже скорее рассвет! Она не задержится в этом проклятом пропахшем вонью Преисподней, доме, в этом чужом и мрачном городке ни на минуту дольше положенного! Зажгла еще с десяток свечей, вспоминала все молитвы. Они не тронут ее, не посмеют, не смогут, есть же Бог, есть невидимые законы... Но она чувствовала, что сама перешла грань, что подошла слишком близко к запретному. Сама их призвала.
Но кто бы знал! Что может быть безопаснее и безвреднее живописи?! Сколько скульпторов изображало Сатану и демонов на барельефах храмов, сколько художников их написали!
Но, может, те вполне милые козлинные морды потому-то и далеки так от оригинала, чтобы не создать случайно связь, не привлечь внимание нечистого?
А еще в ней горела и ярость, и гордость победившей амазонки. Подумать только — безнаказанно раздразнить, оскорбить одного из верховных князей Тьмы! Нарисовать картину, которая помогла заглянуть в Ад — но не позволила Аду прорваться на Землю! Это ли не повод гордиться для любого художника!
Но Аделаида вовсе не хотела становиться великомученицей. Она планировала жить долго, и чтобы долго жили ее любимые — мама, папа, Бьянка... Себастьян. А демоны коварны и сильны, и мстительны. Неужто не найдут, как добраться до них, пусть чужими руками, как отомстить? Плохо верится...
Асмодей обещал на прощание «скоро свидимся!» Показал израненную, истязаемую Бьянку...