Паола продолжала сидеть сжавшись в комок.
— Пойдем, я помогу тебе подготовиться, — Олия потянула ее за руку. — Заодно покажу здесь все. И не сопротивляйся, если, конечно, ты не любительница затрещин и оплеух. Бить он не будет. По счастью, своего деда-садиста он мало напоминает, но когда злится может «вразумить», для гролингов это норма. Пошли!
По подчинилась, скорее из-за чувства потерянности и одиночества. Для начала её затащили в акварий, где заставили принять душ, намылили чем-то вкусно пахнущим. Но ей это было всё равно. Даже когда стали втирать в кожу масла, с чувственными отдушками, она продолжала стоять, как безвольная кукла. Потом ею занимался бот — стилист, который сначала разработал её образ, и затем в мини — салоне воплотил её в жизнь. В результате из зеркальной панели на девушку взглянула сногсшибательная, сексуальная красотка. Но По это не радовало. Далее её наставница ознакомила девчонку со всем, что наполняло эту высокотехнологичную, золотую клетку, в обмен на утрату свободы и самостоятельности.
***
Нелицемерное участие Олии привело к тому, что девчонка всё же немного успокоилась. Про родителей и других сородичей, о которых ей пока не узнать, она старалась не думать. И так все произошедшее было слишком тяжелой ношей. Оставалось надеяться каким-то образом сбежать отсюда. Но её попытка выйти из центральной комнаты окончилась печально. У дверей, выводящих в проход из гаремной зоны, стояла стража.
Потихоньку стемнело и наступил вечер. Девушки пошли поужинать, потом приняли решение позаниматься в студии. Олия продолжала опекать новенькую. И теперь метресса* принесла в гостиную поднос с едой и поставила его перед, отказывающейся есть, девчонкой. И чтобы немного успокоить ее, сказала:
— Поешь, тебе сейчас силы понадобятся. А насчет твоих малышей я все с утра разузнаю, но судя по тому, что на тебя положил глаз Герхард, они скорее всего окажутся в детской передержке, пока он не определится с тобой. А сейчас тебя позовут к нему. Не дури, будь с ним поласковей, для тебя же будет лучше.
— Все равно сбегу, — упрямо отказываясь от еды, почти прошипела Паола.
— А силы откуда возьмешь на побег, если есть не будешь? — благожелательно спросила Олия. — Давай, бери вилку, ножик и поешь. Послушай меня.
Девчонка вспомнила слова своей матери: «разве можно обижаться на пищу? Она не виновата» и все же поела.
— Ну вот и молодец, — обрадовалась метресса, подумав, что характер девчонки обуздается со временем.
***
Герхард принимал ванну. После сражения хотелось смыть все с себя, облачиться в чистое, и насладиться вином, покоем, и нежной подружкой, которую он сегодня получил. Конунг вылез из воды, прислужник помог ему обсушиться, обмотаться в полотенце, выставил камин в программу легкого потрескивания поленьев и удобно усадил в кресло перед ним. Затем подал ему любимое вино в золотой чаше. Герхард расслабился и решил немного посидеть в тишине, перед приятной и бессонной, как он надеялся, ночью. Мысли потихоньку потекли в русле предстоящего удовольствия. И конунг вспомнил как при наведении луча прожектора, его взгляду предстали две восхитительные ножки: длинные, стройные, с острыми коленками. Потом он увидел аппетитные формы. И наконец, глаза: пронзительные, изумрудные, полыхающие яростью и гневом. Внезапно он вспомнил, как она попыталась прокусить шеллар.
«Малышке пора стать женщиной, » —подумал он, потянув немного вина и, смакуя, проглотив его. И, нажав коммуникатор, приказал привести Паолу к нему в покои.
***
Через пять минут она была у него. И первое, что она сделала, это оглядела помещение. Оружием мог стать только небольшой фруктовый нож, можно было разбить что-то. Но она плохо понимала, что надо будет нанести удар, и желательно смертельный. А убивать она не умела.
Он же осматривал ее, пока не приближаясь. Она ему сразу понравилась. С первого взгляда. И то, что Куусен стал девчонку выклянчивать, подтверждало, что в ней действительно есть какой-то свой милый и своеобразный шарм. К ней тянуло, хотелось почувствовать нежную, шелковистую кожу, потискать груди и ягодицы, и наконец он вообще ощутил, как его плоть начинает возбуждаться, требуя близости с ней. Он поставил чашу, и медленно двинулся к ней. Но она отодвигалась до упора, пока не уперлась в стену. Это физическое ограничение свободы придало ей решимости и силы. И она метнувшись к столику, схватила фруктовый нож, и выставила перед собой. Это было неожиданно для Моркадо, но было понятно — она просто так не сдастся.