- Что с тобой? - никогда раньше она не спрашивала первой.
Ответом ей послужил тихий прерывистый вздох:
- Устал…
“Да, он устал,” - просвистел в голове вкрадчивый шепот дракона. - “Устал от беспрерывной боли и ненависти, от своего одиночества, бессилия, от никчемности своего существования - такого жалкого из-за болезни… такого безнадежного, ведь ни один лекарь не сгонит струпьев с его тела, никакая сила не оживит эти мертвые скрюченные пальцы. Разве сидел бы он здесь, будь хоть один шанс из тысячи?.. Нет, лекари и снадобья здесь бессильны, но мы - мы поможем…”
А в самом деле, почему нет.
- Тебе бы отдохнуть… брат, - в голосе прорезались змеиные нотки. - Тебе нужен покой. Чтобы ничто не тревожило - ни боль, ни заботы…
И прерывистый вздох в ответ выразил согласие лучше слов.
- Тебе нужен покой, - бездумно повторила нежить, откинув капюшон и вглядываясь в изъеденное болезнью лицо мужчины. В прорези рта блестели крупные до странности белые зубы - давно изжив страх перед смертью, он улыбался ей, как дорогой гостье…
Дракон как будто утолил голод, свернулся клубком и затих. А утопленница сидела, пока не догорел костер, перебирая редкие черные волосы главы общины(бывшего главы, как бы нехотя исправилась мысль. Бывшего. А ведь ему, пожалуй, не было и сорока…) - не было сил уйти.
Он первый на ее памяти улыбнулся своей гибели. Живой мертвец… дрянное состояние, как между небом и землей подвешенный - и ни ходишь, ни летишь. Наверное, теперь, когда все определилось, он счастлив.
А вот ей пора спускаться на землю - в мечтательном забытьи прошло две недели, а это значит, что нужно привести себя в порядок за оставшееся время. И, набросив капюшон на лицо названного брата, Самара встала и побрела прочь - медленно, пока ее могли видеть, затем все убыстряя шаг.
В “колодце” при свете заново разожженного костерка она считала деньги, беззлобно бранясь на собственное транжирство - монет осталось совсем мало.
Некоторые вещи она все-таки предпочитала покупать. Например, мазь от проказы, вино… или оливковое масло.
Безразличие сменилось напряженно-радостным ожиданием, а Время никуда не торопилось - и теперь, казалось, вовсе решило передохнуть, потихоньку замедляя свою колесницу. Семь дней тянулись бесконечно долго, и каждый следующий был длиннее предыдущего.
Колесница остановилась утром восьмого дня, когда, увидев знакомую долговязую фигуру, Самара рванулась навстречу; когда Лоран легко подхватил ее на руки и закружил.
- Осторожнее, надорвешься…
- Скорее, о ребра твои порежусь, - хмыкнул он, все же опуская девушку на землю.
- Глупости говоришь… лучше расскажи, как съездили?
- Паршивее, чем обычно. Я скучал, - обнял ее, уткнулся носом в блестящие скользкие волосы. - Оливковое масло?
- Да… нравится?
А через секунду они уже целовались, жадно, торопливо, - так в пустыне утоляют жажду у единственного на сотни миль колодца. И Самара не остановила руку юноши, скользнувшую от ее талии вверх, к шнуровке на груди… замершую на полпути - там, где под тонкими ребрами не билось сердце.
Лоран отпрянул, тяжело переводя дух; его колотило. Отошел на несколько шагов, пятясь и оскальзываясь на мокрых камнях, боясь отвести взгляд от живого мертвеца, стоящего перед ним. И вдруг развернулся и бросился прочь со всех ног.
Утопленница опустилась на ближайший валун, невидяще глядя перед собой. В груди разливалась тяжелая жгучая боль. Почему-то от того места, где и болеть давно было нечему.
========== Глава 12. ==========
Die So
Ka
We
Legt sich heiss auf das Gesicht