Как ни странно, ответ пришёл на удивление быстро. В нём Вера Ивановна рассыпалась в радостных приветствиях, сообщала, что содержит дом в идеальном порядке и с нетерпением ждёт возвращения "своей дорогой Кирочки". Кира только головой покачала, читая эти строки. Вечером, за ужином, она прочла письмо Софье Григорьевне (сегодня у неё спектакля не было и они устроили тихий семейный вечер) и та, с тоской глядя на кусочек пресной отварной телятины (нужно было срочно сбросить парочку фунтов для уже готовой к генеральному прогону "Кармен"), лишь неопределённо пожала плечами:
-Видишь ли, Кирочка, твоя мачеха - женщина непредсказуемая. Я-то хорошо помню, какие фортели они с твоей тёткой Полиной выкидывали в старших классах гимназии. Таких упрямых, несносных девиц, постоянно попадающих в разные переделки, ещё поискать надобно. Так что на твоём месте я бы не сильно ей доверяла, - она отрезала серебряным ножом микроскопический кусочек телятины, положила его в рот и стала задумчиво жевать. Шурочка хихикнула, за что тут же получила строгий взгляд сразу от двоих: от Киры и от гувернантки. Софья Григорьевна сделала Шурке страшные глаза, отчего та совсем развеселилась.
У Шурки теперь была настоящая гувернантка. На её появлении настояла всё та же Софья Григорьевна:
-Отдавать сейчас ребёнка в гимназию я бы не стала, - сказала она Кире, - да и мне предпочтительнее, когда девочка рядом. Давай наймём гувернантку!
-Соня, ты себе представляешь - гувернантка! - поразилась предложению певицы Кира, - и зачем нам гувернантка, если я сама могу заниматься с Шурочкой?
-Можешь, конечно, можешь, но не забывай, милая, что имея тамошнее образование, у тебя нет здешнего обычного гимназического. И потом, что тут такого? Это же всего лишь гувернантка, - невозмутимо продолжила Софья Григорьевна, - а если ты собираешься уезжать из Петербурга, пусть она едет с вами. Хотя, на мой взгляд, уезжать из столицы просто нелепо.
-Гувернантка, - Кира фыркнула и повторила несколько раз слово, напоминающее, романы сестёр Бронте из жизни девятнадцатого века. Всё-таки несколько лет, прожитые в другом времени и при других обстоятельствах, отразились на её восприятии современного окружения. Хотя, с другой стороны, тут же рассудила она, ничего плохого в этом никогда не было. Средства у неё есть, можно и о гувернантке для Шурочки подумать. Только не до того ей сейчас было: Викентий Павлович как раз занимался её бумагами и Кира по уши погрузилась в юридические тонкости. А вот Софья Григорьевна, никогда не имевшая собственных детей, ретиво занялась Шурочкиным воспитанием. Обнаружив у девочки хороший слух, она решила приохотить её к роялю. Шурка с удовольствием тренькала всяких "Васильков" с "Петушками" и упрашивала поскорее научить её "играть двумя руками", но Софья Григорьевна была последовательна и требовала освоения инструмента не с налёту, а методично и постепенно.
Почти каждый день Шурочка вытаскивала Киру на прогулку. Совсем как собачку на поводке, она тащила мать по Каменноостровскому проспекту в сторону дома, где они жили в коммуналке и где их нашёл Серёжа. Они заглядывали к деревянным двухэтажным домикам за заборами, скрывающими яблони в сугробах, - лет через двадцать здесь построят школу, где станет работать Кира и учиться Шурочка. Вспоминали разные смешные истории и хохотали так, что даже какая-то дама в шляпе с вуалеткой, глядя на них, однажды возмущенно топнула ногой. Потом Шурка решительно вела Киру к дому Циммермана, хотя та противилась и шла к огромному зданию очень неохотно. Кира понимала, что её дочь мечтает "случайно" увидеть Штефана, и не сердилась на ребёнка. Сама она уже перестала на это надеяться, и ей было больно видеть презентабельное сооружение со швейцаром у входа. Постоянная внутренняя боль - это была ещё одна причина, по которой Кире хотелось сбежать из столицы.
Как-то они, совершая дежурную вылазку к дому Циммермана, перебрались на противоположную сторону проспекта, где между домами примостился крохотный садик со скамейками. Шурка сооружала снежную семью: папу, маму и дочку. Кира ей помогала, заинтересованно поглядывая на одиноко сидящую на скамье девушку. Они уже скатали из снега "маму" и "папу", начали лепить дочку, а девушка как сидела, нахохлившись на промёрзшей скамье, так и сидела. Снег нападал ей на шапочку и на облезлый воротник пальто, рядом уже вырос целый сугроб, но та ничего не замечала. Киру обеспокоило выражение отчаянной неприкаянности на её лице. Она оставила Шурочку возиться в снегу, встряхнулась и подошла к скамье.
-Вы не будете против? - спросила она, стряхивая снег с деревянного настила и разглядывая девушку. Та испуганно глянула и красной от холода рукой стала очищать скамью.
-Пожалуйста, конечно, садитесь, - пробормотала она и опять замерла, безнадёжно глядя перед собой.
Постепенно Кире удалось её разговорить. Это была совсем юная особа, только что выпущенная из Павловского женского института, настоящая "павлушка-парфетка", и даже в зелёном, чуть ли не форменном, пальто. Получив прекрасный аттестат, она устроилась в очень приличную семью с двумя ребятишками.
-Так вы гувернантка? - удивилась Кира.
Девушка уныло кивнула.