-Да что ты! Шурочка? Когда?
Его лицо помрачнело.
-После того, как я нашёл её в заброшенной избе. Она заглянула ко мне перед вашим отъездом и оставила это, - он сунул руку в карман и достал серебряные пластинки, соединённые колечком, - смотри, здесь... А нет, я ошибся, здесь другая надпись: "Non providentiae memor". Что за чёрт?! "Не помнить о предопределении"?
-А если иначе? "Забыть о предопределении"?
-Забыть? - на его глаза наплывала пугающая бессмысленность, - да, надо забыть...
Кира испугалась. Она выхватила из его рук украшение. Безделушка, которую сдёрнула Шурочка с шеи светлоглазой Дашеньки, способной украсть ребёнка и бросить его умирать в промёрзшей избе. Дашеньки, у которой была комната, полная кукол в красивых одёжках, и к которым она никому не давала прикасаться. То, что идёт от Дашеньки, не может принести радости. Кира стиснула в пальцах холодный металл: сломать, немедленно изничтожить её. Хрустнуло колечко, скрепляющее две части украшения, и отвалилось слово "non", оставив только пластину с "providentiae memor".
-Штефан, я лучше выброшу это, - её слова медленно доходили до него. Он протянул руку, взял пластинку с "providentiae memor", прочёл надпись раз и ещё раз, поднял на Киру оживающие глаза, тут его взгляд упал на морозное окно, и его зрачки расширились. Она резко обернулась и увидела фигуру, стоящую снаружи. Да это же гувернантка Ольга Яковлевна! Она смотрела на них и смеялась, потом повернулась и двинулась прочь. Лицо Штефана побледнело, он вскочил и бросился наружу, лавируя между столиками. До Киры донесся его крик: "Дашенька!"
Несколько мгновений она, совершенно ошеломлённая и потерянная, сидела не двигаясь, сжавшись от обиды. Потом вскинулась: почему он крикнул: "Дашенька"? Там же стояла Ольга Яковлевна! И выбежала на улицу. Пока она, оскальзываясь и падая, бежала за Штефаном, её храбрость улетучилась и пыл угас. Она не станет навязываться, ни за что. Вот только пусть объяснит... Нет, ничего не надо объяснять, и так всё понятно.
Вон они, стоят возле недавно открывшегося "Спортинг-паласа" и мило беседуют. Кто же это придумал зажечь такое безумное количество лампочек, да ещё и заставил их мигать так, что в глазах рябит? Кира остановилась, вздохнула и медленно пошла в их сторону, делая вид, что любуется бешенным мельканием огоньков. Штефан заметил её.
-Кира! Я же просил тебя остаться в кофейне. Зачем ты вышла? Сейчас опять замёрзнешь, - по его тону она поняла, что он растерян, смущён и чем-то расстроен. Так это из-за Шурочкиной гувернантки он встревожен?! А она, Ольга Яковлевна, равнодушно стоит, даже отвернулась. Кира воинственно вскинула голову:
-Ольга Яковлевна, почему вы здесь? Вы должны быть с Шурочкой...
-Кира, - Штефан тронул её за плечо, - какая Ольга Яковлевна?! Разве ты не узнаёшь Дашеньку?
-Дашеньку? Да что с тобой?! - она горестно смотрела в его обеспокоенное лицо, - о чём ты? Это же гувернантка, которую мы наняли для Шурочки...
Кира не договорила. Ольга Яковлевна медленно повернулась, и на неё глянули водянисто-белёсые глаза Даши. Кира вскрикнула и отскочила. Прохожие с интересом поглядывали на них, кто-то даже остановился.
-Вижу, что нам есть о чём поговорить, - усмехаясь и щурясь от слепящих лампочек, проговорила Даша. Или всё же Ольга? Кира видела, как постоянно меняются её глаза: то бледно-голубые, то вдруг жгуче-чёрные. Но может, это всего лишь игра света? А странная женщина - не то Даша, не то Ольга - предложила: - до нашего дома всего два шага, если ты, Иво, конечно, это ещё помнишь. Не пойти ли нам домой? Там и поговорим.
И она двинулась вперёд, не оглядываясь, уверенная, что они беспрекословно последуют за нею.
-Штефан, - зашептала ему на ухо Кира, цепляясь за его руку, - Штефан, тот дом, где была ваша квартира в Ленинграде, ещё не достроен! Куда она нас ведёт?!