И уже подлетая, он вдруг понял всё, что видел. И это понимание сплелось в его сознании в единое целое, в удивительно красивую мелодию, в песню, которую он ещё не написал. Не написал, но обязательно напишет.
Глава 40
MAGICAL MISTERY TOUR - VIII
Сержант сидел в кресле, положив ногу на ногу, и старательно целился в дверь, из которой вышел Шура. Выглядел он прямо-таки гламурно – на вычищенном мундире ни единой складочки, усы тщательно расчесаны и напомажены, фуражка сидит ровно и симметрично. Револьвер сиял основательно и празднично. Блик от мушки попал Шуре в глаза, он зажмурился и постарался быстрее усесться за столик.
– С возвращением! – добродушно пророкотал Сержант.
– Спасибо, – ответил Шура. – Подожди немного, не стреляй. Жалко…
– О чем жалеешь? – поинтересовался Пеппер, не опуская револьвера. – О чем печалишься?
– Не могу отделаться от ощущения, что сейчас произойдёт убийство.
– Нельзя убить того, кто уже умер! – заявил Сержант и нажал на курок.
– Как это умер? – спросил Шура, глядя на тающую в воздухе дверь, за которой он только что общался с Джорджем.
– А так. Ты же слышал о временнóй вариативности. Так вот, могу тебе сообщить, что в одном из вариантов пространственно-временного континуума Джордж Харрисон скончался в Лос-Анджелесе 29 ноября 2001 года от рака мозга.
– Так сейчас только 90-й!
– Где? Здесь? Здесь, дорогой мой, времени нет, я уже устал тебе это повторять! – усмехнулся Пеппер.
Шура замолчал обиженно. Он ведь, как вы знаете, не любил выглядеть глупо, а тут как раз так и получалось. Он оглядел коридор. Тот как-то непонятно изменился – прямые и строгие ранее поверхности стен, потолка и пола приобрели некую женственную плавность и округлость. То есть, можно было смело сказать, что Шура с Сержантом находятся внутри гигантского яйца, широкий конец которого терялся в каком-то тумане, а в центре узкого была приоткрытая дверь ленноновской комнаты. Единственная оставшаяся в коридоре дверь.
– А что здесь, собственно, произошло? – обернулся он к Пепперу.
– Здесь всё в рамках физических законов. Исчезают контрфорсы, изменяется поверхностное натяжение – локация стремится к своей естественной форме. – пояснил Сержант.
– Значит, ab ovo[48]? Круговорот Пепперлэндов в природе? – с сарказмом поинтересовался Шурочка.
– А это не мне решать, – серьёзным тоном сказал Пеппер.
– Контрфорсы – это комнаты?
– Да, слои.
– То есть, вот эта семислойная луковица…
– Уже не семислойная! – раздался гневный голос из широкого конца коридора.
Шура и Сержант обернулись на звук голоса. Пеппер – с чувством собственного достоинства, а Шура – с замиранием сердца. Потому что почувствовал, что вечер действительно становится томным. Пора, как говорится, переходить от теории к практике.
Из тумана грозно и величественно выходил Морфей Морфеич. Брови его были грозно нахмурены, глаза метали молнии. Лицо было искажено яростью. От симпатичного брутального бармена Алекса остались только усы. Полы шелкового халата развевались, из-под них пикантно выглядывали кривые волосатые ноги, правда, всё ещё в чёрных чулках.
– Уже не семислойная! – повторил Морфей, подходя вплотную к Шуре. – Остался только один слой. И всё это – результат твоих гнусных проделок.
– Не только моих… – вяло попытался оправдаться напуганный (Да! Напуганный! А вы бы на его месте не испугались?) Шурочка.
– Твоих! И только твоих! Этот… – Морфей, не отводя взгляда от Шуры, кивнул в сторону Сержанта, – без тебя ничего бы не сделал! Эх, Шура, Шурочка, что же ты наделал!
Шуре вдруг стало весело.
– Мужик, ты чё сделал-то, а? – заговорил он родным сердцу каждого советского зрителя говорком Никиты Михалкова. – Я ж те дыни велел стеречь, а ты?…