Букер и Замай нашли его ближе к ночи.
— Да, да, — вздохнул первый, — постоим на стрёме. Мало ли.
Но, вообще, это даже лучше, что они идти не хотели. Поговорить с этим парнем с глазу на глаз тоже надо было. О нём говорил Фаллен или нужно было ещё кого-то к зиме ждать? Две-три недели — не такой уж и большой срок, но если этот срок последний, он будет тянуться вечностью. А затягивать причин не было. Да и решать это всё равно не ему. Мыслить трезво мешала взявшаяся из ниоткуда неуверенность, надо было с Химой посоветоваться, подумал Гнойный. А вот раздражительность имела под собой вполне понятную причину. Почему-то они долго не могли найти этого парня, а искать там, где никто не стал бы это делать, смысла не было. Он и дня не пробыл здесь, он просто не мог этого знать.
Но Дом подчинялся лишь выборочным законам логики, и Гнойный уже винил себя за то, что не проверил такие места в первую очередь. Комнаты с большими зеркалами. Закрытую душевую в левом крыле второго этажа. Он щёлкнул пальцами, чтобы Замай и Букер остановились, опустил ручку и толкнул дверь от себя.
Он действительно был здесь. Парень стоял у раковин и смотрел в своё отражение. Он был один и по ту сторону, и по эту. Увидев Гнойного, он с опозданием отпрянул от раковины, одёрнул рукава тёмно-синей толстовки и спрятал руки за спину. Запуганный невзрачный мальчишка. Чужой этим стенам, но смотревшийся в них так естественно, что это могло свести с ума.
— Ну привет, новенький, — Гнойный толкнул парня и прижал его к стенке. — И как же звали тех, кто тебя сюда пригласил?
Рикки — так его, кажется, назвали, — раскрыл рот от испуга, дрожащими губами сделал глоток воздуха, грязного и спёртого, которым не надышишься, даже если очень постараться. Он плотно сомкнул губы и, не моргнув ни разу, смотрел вперёд растерянно. Сквозь Гнойного, сквозь мраморную темноту, рассеянную светом из коридора, отражённым большим зеркалом над раковинами.
— Эй, отвечай, когда с тобой говорят. — Пригрозив, Гнойный одёрнул его за воротник толстовки, оттянул его и глазам парня открылись тёмные пятна синяков, усыпавшие плечи и ключицы. Рикки беззвучно вскрикнул, задыхаясь. Гнойный метнул взгляд к зеркалу, там, в полумраке, всё виделось иначе, и то, что было скрыто по эту сторону, выявляло себя. Рукава толстовки Рикки потемнели.
— Твою мать, — Гнойный схватил парня за руку и задрал рукав вверх. Во всю длину предплечья алели свежие продольные надрезы.
— Живо ведите Генерала! — заорал Гнойный.
Воздух вокруг них замер тишиной.
— Букер, ты чего, оглох?
Топот унёсся из коридора быстрее ветра. Гнойный стащил с сопротивляющегося Рикки толстовку и отбросил её на раковину. Врезал парню мимоходом, когда тот попытался вырваться. Стянул футболку с себя, достал из-под раковины осколок стекла — ему ли, хозяину Дома, не знать всех этих лазеек, — порезал ткань неровно и перетянул Рикки руку выше предплечья, останавливая приток крови.
Только это он и успел сделать. По наитию, скорее, нежели чем-то иным руководствуясь. Даже не сразу понял, почему бросился его останавливать. Лишь когда Рестор оттащил его в сторону, в голове начало проясняться.
Те, кто уходят первыми, должны быть самыми опытными. Этот парень только что чуть всё не испортил. Его ведь и в самом деле могли забрать!
Большое стекло над раковинами разошлось по дальнему углу паутинкой трещин.
Рестор втолкнул Гнойного в свою комнату.
— Да не делал я ему ничего, клянусь, — оправдывался тот. — Ну, ударил для профилактики, когда вырываться начал. Но не я порезал его, не я! А синяки не успели бы появиться за такое короткое время!
— Слава, что за чепуху ты мелешь?
— Не верите — спросите Букера, да я минуты с ним не пробыл! Букер всё время за дверью стоял!
Ресторатор ударил его под дых. Гнойный согнулся и упал на колени. Скалясь, он снизу вверх смотрел на воспитателя первой старшей, на человека, который всем воспитанникам дома был единственно опасным врагом, потому что был сильным и непреклонным, и с какого-то перепуга по-настоящему обо всех беспокоился. Но прогибаться под ним, будучи хозяином Дома, Гнойный не имел права. Поэтому он быстро поднялся, хоть и дышал тяжело и стоять пока ещё трудно было.
— Сядь, — огрызнулся Рестор. — Не можете вы людей равных себе по силе жертвами выбирать?