Гнойный потянулся к пачке сигарет, но вспомнил, что они закончились. Без Химы было скучно, на опечатанный чердак никого не пускали, в комнате к нему было приковано слишком много внимания — туда не явишься, вот он и сидел в крыле с учебными кабинетами, куда точно никому в голову не придёт заглянуть. Здесь было неуютно, холодно и тоскливо. Но всё же лучше, чем в шуршащих своей бесполезной жизнью оживлённых уголках Дома. На улицу, где сырой холодный воздух пробирал до костей, а непогода готовилась вот-вот ударить с новой силой, никто даже носа высунуть не посмел бы.
Рикки появился рядом неожиданно, как всегда, со своим блокнотиком в руках и, что удивительно, — с пачкой сигарет. Он протянул её Гнойному, а затем быстро начёркал в блокноте:
«Фаллен просил привезти тебе из города».
Парень прочитал, но никак не отреагировал. Он достал сигарету из пачки, закурил, а Рикки тем временем снова показал ему свой блокнот.
«Фаллен — друг?» — спрашивал он.
— Фаллен — мой лучший друг, — с усмешкой ответил Гнойный. — Мой единственный настоящий друг.
«Я тебе верю, — написал Рикки. — Фаллен сказал идти за тобой. Нужно делать что-то особенное?»
— Ну… Просто не бойся, новичок.
Гнойный протянул руку и погладил Рикки по волосам. Тот сначала вздрогнул и попытался отстраниться, но в конце только покорно опустил взгляд в пол. Это развеселило хозяина Дома.
***
Когда в ход шла вторая бутылка, Ресторатор был уже никакой. Он еле вязал слова и вряд ли вообще понимал, что происходит. Но это только видимость — на самом деле он умел пить, и Генерал знал это. Мог не вязать слова, мог ронять голову на стол, но до последнего его мысли оставались чисты. Когда ты хочешь расслабиться или развлечься, это, может, и неплохо. Но когда ты хочешь забыться, это обязательно сыграет против тебя. Поэтому Рестор пил много.
Генерал пил меньше, ровно настолько, чтобы набраться храбрости и наконец-то хоть кому-то об этом рассказать. Взгляд Ресторатора был затуманен — вряд ли он завтра что-нибудь вообще вспомнит. Этим вечером они были друг для друга идеальными собеседниками.
— Скажи, — медленно и несвязно пробормотал Рестор. — Вы, дети Дома, всё знаете. Ты тоже ребёнок Дома, Ден. Знаешь, что творится. Почему умирают другие. Почему мы не можем ничего сделать.
Он проглотил половину слов, но Генерал всё равно его понял. Понял, что Рестор хотел услышать, что ему недоставало. Понял даже, почему из всего множества вопросов, которые он мог задать, он в первую очередь подумал об этом.
— Об этом не говорят не потому, что кто-то чего-то боится, — медленно проговорил Генерал. — Это секрет Дома и его детей. — То, что так долго оберегалось стенами Дома, и то, что он сейчас собрался раскрыть чужому человеку, пусть и живущему в Доме, но им не принятому. Не контактору. Тому, кто ничего не знал, о той, другой стороне, но почему-то о ней осведомлённому. Но даже сам факт того, что кто-то со стороны пытался понять Дом, узнать его другую сторону — желал он при этом принять её или попытался бы противостоять ей — уже вселял какую-то надежду.
— Что это за секрет. — Рестор говорил без интонации вопроса. Спрашивал утверждениями, требовательными, конкретными. Но не давил, не торопил с ответом.
— Раз в шесть лет зеркала забирают троих.
— И что.
— Трое ребят из выпуска никогда не увидят мир за стенами Дома.
Таких ответов ему наверняка было недостаточно, но Ресторатор был из тех, кто не понаслышке знали несговорчивую натуру Дома, которую просто так не вытащишь наружу. Поэтому он продолжал ждать и продолжал спрашивать.
— Давно… это началось?
Так давно, что он не просто не помнил — не знал. Так давно, что никто не ответил бы датой на этот вопрос. Это появилось здесь до каждого из них, иначе не было бы настолько сильным, огромным и всепоглощающим. И они, быть может, смогли бы даже совладать с этим однажды, перестав являться безвольными соучастниками.