Лена стояла рядом и тяжёлым печальным взглядом осматривала поляну. Она старалась скрыть свою тревогу, но у нее ничего не выходило. Трясущиеся руки, побледневшая кожа выдавали её страхи.
Отряд разбрёлся по поляне и начал разбивать лагерь: ставить палатки, разводить огонь, кто-то уже принёс хворост. Коршаков сидел на берегу реки и что-то писал в небольшом блокноте, тревожить его никто не смел.
Совсем скоро лагерь был готов. В небольшом котелке над костром грелась тушёнка. Пионеры весело гудели, травили анекдоты, рассказывали какие-то истории. Мы с Леной сидели поодаль от основной массы и говорили. Говорили о будущем:
— Какой у нас будет дом? — Мечтательно спросила она.
— А какой ты хочешь?
— Красивый, — слегка улыбнулась. — Двухэтажный, и комнат чтобы много было.
— Зачем нам много комнат? — Меня всегда забавляло её умиротворение.
— Как зачем? — Она удивилась. — Чтобы ты меня в прятки научил играть.
— Я не буду тебя учить, — я притворно надулся. — Ты спрячешься от меня, и как мне потом тебя искать?
— Ты меня найдёшь, — она легла мне на колени. — Я знаю.
Ночь шла, но ничего сверхъестественного не происходило. Кто-то уже заснул, кто-то ещё сидел у костра. Ольга Дмитриевна крутилась вокруг Коршакова, задавала ему глупые вопросы, а он лишь сухо отвечал на них, продолжая писать что-то в своём блокноте.
— А в каком городе мы будем жить? — Продолжила Лена.
— В Питере, — чётко ответил я.
— В Ленинграде, — девочка хихикнула. — Ты, что, из прошлого прилетел?
— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Из будущего.
— И как там, в будущем? Коммунизм уже построили?
— С этим у нас возникли проблемы, — я почесал затылок. — К сожалению.
— А на Марсе люди живут? — Не унималась Лена
— Тоже нет, — я прикрыл глаза. — Только на Земле, и то места уже не хватает.
— Из какого-то ты плохого будущего, — она надула губки. — Коммунизма — нет, Марса — нет, ещё скажи, что любви там нет.
— И её, наверное, тоже, нет, — тут мне стало по-настоящему грустно. — Там ничего нет. Ты права — плохое будущее.
— Значит, нам нужно его изменить? — пионерка улеглась поудобнее. — Завтра и начнём.
— Что начнём? — Мозг уходил в сон и плохо воспринимал информацию.
— Будущее… — Лена громко зевнула. — Менять. Начнём с помощи голодающим в Африке… Потом в Южной Америке… Потом Марсианам… Тоже поможем.
Лена уснула. Я же боролся со сном, сам не знаю, зачем. Впервые за весь день мы с ней поговорили, и в её голосе не было ни капли смущения, грусти или тоски. Она была ребёнком. Наивным глупым ребёнком, которого так хотелось защищать.
«Что ж, — я усмехнулся про себя. — Вот я и ответил на вопрос Алисы».
Проснулся я поздно ночью под открытым небом. Все уже спали в палатках, Лена в том числе. Повертев головой, я увидел струйку серого дыма, поднимающегося недалеко от костра — Алиса. На ней не было лица: бледная кожа, трясущиеся руки, нервно бегающий взгляд. Казалось, что она увидела привидение.
— Эй, ты чего не спишь? — Я подошёл незаметно и сильно удивил её этим.
— А?! — Вскрикнула она и обернулась. — Не пугай так!
— Извини, — я сел рядом. — Так чего не спится?
— Ничего, — буркнула она. — Не хочется чего-то.
— А если серьёзно?
— Что ты снова ко мне пристал? — Ворчала Двачевская. — Сам-то не спишь, но меня ещё спрашиваешь!
— Как хочешь, — я уже собирался уходить в палатку, как она соизволила ответить.
— Страшно, — тихо, еле различимо выдавила она.
— Что? — Такой ответ меня поразил.
— Да, мне страшно! — Сказала она уже громче. — Боюсь я. Понимаешь?!
— Но чего?
— Не знаю, — она опустила глаза на тлеющее кострище. — Леса, оврага, реки, мужика этого, тебя.
— Меня?
— Тебя, — Алиса не поднимала глаз. — Ты что-то замышляешь, что-то вынюхиваешь, и я не нарочно стала соучастницей.