Это было настолько неожиданно, что тварь послушалась, замерла, и на миг – какой-то очень краткий, будто легендарный неуловимый 25-й кадр, Вик увидел ее полностью. В этот момент он, наконец, понял, почему она все время казалась такой большой и массивной, такой неуклюжей и нигде не помещающейся и вместе с тем изворотливой, как чертова дюжина рецидивистов. Химера не была трехмерной. Она существовала где-то еще, помимо Здесь – и все время Туда проваливалась, тонула, выдергивала одну часть себя и увязала другой – только лишь для того чтобы снова рвануться и увязнуть. Все повторялось.
Увы, смирно она просидела только этот самый краткий миг. Когда Вик уже был готов поверить, что все обошлось и что они своего добились - химера сделала «свечу» в прыжке. Да так шустро, что на миг Вик потерял ее из виду, не успевая проследить взглядом за стремительным полетом. Песочно-серое пятно пронеслось перед глазами строго вверх, как стартующая ракета, и Вик, дернув поспешно головой, уже не смог обнаружить то, что все они так старательно пытались и не могли урезонить.
Тварь была на свободе.
Дверь скрипнула, вошла горничная. Она всегда обходила комнаты ровно в восемь утра вне зависимости от их содержимого. Не проспавшимися и не протрезвевшими клиентами ее было не удивить. Она сама часто бывала не проспавшейся, а что касается второго определения, то она была бы рада им оказаться.
Комната двадцать восемь, следовавшая по коридору в точности за комнатой двадцать семь, была не заперта. Горничная вошла, надавив на ручку до упора – за все время, что она тут работала, она уже выучила, как ведут себя двери под разными номерами. Шаркая по полу поистершимися подошвами старых туфель без набоек, она принялась обходить вверенную ей территорию, собирая в обширный мусорный непрозрачный пакет все, что валялось на полу и выглядело, как мусор: пластиковую тарелку с присохшим к ней кусочком колбасы, пустой пак из-под сока и второй, поменьше, от какой-то химической дряни коричневого цвета, липнущей к пальцам, фольгу от сырка и свечной огарок.
-Оставьте, - донеслось с кровати. Горничная выпрямилась и обернулась на голос. Кровать была неубрана. На ней полулежа и, судя по всему, понемногу приходя в себя, лежали трое - и все апатично курили. Ближайший к ней ханурик в треснувших очках, держащий сигарету в тонкой руке, на запястье которой отчетливо отпечатались следы пальцев – повыше серебряного браслета с подвеской-барашком - кивнул в ответ на взгляд. Из-за его плеча виднелся, но явно не проявлял никакого интереса к происходящему, белобрысый паренек – совсем еще мальчишка – держащий сигарету неумело, все пытаясь пристроить в пальцах, чтоб не падала. Глаза у него были осоловевшие. Горничная тряхнула мешком, и тот целлофаново зашуршал. Она напоминала, что пришла сюда по делу.
-Оставьте, - повторил ханурик. То ли обдолбанный, то ли по жизни такой пристукнутый – он говорил как заедающая звукозапись, медленно и будто бы через силу. Горничная стояла на месте. Зашевелился третий – сел, выпрямляясь, и стало видно, что он голый по пояс, и плечи у него знатно подраны.
-Вон, - коротко отрубил он и указал сигаретой на дверь. Волоча мешок за собой, горничная удалилась, захлопывая дверь до щелчка. «Вон» она понимала.
-Стряхни.
Вик опустил взгляд и наткнулся им на смятый пластиковый стаканчик. Он непонимающе уставился на ассистента.
-Что? – сморгнул Вик.
-Пепел, - терпеливо пояснил тот. – Несмотря на наполнение, функционально это то же самое, что обычные сигареты. Ты никогда не пробовал курить?
-Нет.
-Еще один трезвенник на мою голову. Ладно, если этот рыжий обалдуй научился, то ты и подавно сможешь… - ассистент показал, как стряхивать пепел, и Вик постарался повторить. Движения его были словно заторможенными - и в них напрочь отсутствовала плавность жестов курильщиков, зачастую так пленяющая подростков.
-Это наркотик?
-В той же мере, как и мы – сектанты.