— Их жизни, — четко сказал Эдвард, — и достояние. Если Остезейский Союз не захочет сотрудничать с нами, то нужда в нем отпадает, но нельзя допустить, чтобы его возможностями мог воспользоваться кто-то еще…
— Эдвард, — протянул Делай, — мне кажется, твой подход слишком радикален.
— Господин, могу предложить вам обратиться с тем же самым к Аллирду, когда тот явится к воротам столицы со своей армией, — холодно ответил Эдвард, устраиваясь на своем месте поудобнее, — когда речь идет о выживании всего королевства, даже жизни миллионов не являются слишком серьезной ценой. Эскадра тристанского феода, которая прибыла к островам, несет на себе почти тысячу ракет с боеголовками «черное око» класса Судного Дня, этого оружия достаточно, чтобы превратить территорию Остезейского союза в решето, перепаханное воронками.
— Подобные боеголовки постановлением Иинана Третьего были запрещены к использованию в пределах королевства! — сказал кто-то возмущенным тоном. — Тем более, в подобных масштабах. А производство и хранение оружия класса Судного Дня и вовсе запрещено феодалам. Одно то, что они у вас есть, доказывает двойственность ваших намерений!
— Еще мой отец начал работы по созданию оружия, которое в будущем могло бы спасти феод и все королевство, и сейчас лучшее время, чтобы его использовать, — ответил тристанский барон, смерив спорщика ледяным взглядом. — Многие из нас нарушали королевские указы, запершись в собственных замках вдали от посторонних глаз, не так ли, герцог Сомерьи?
— Вы обвиняете меня в том, что я нарушал королевские законы? — с вызовом в голосе поинтересовался его соперник, но разгорающийся спор был прерван кашлем Делая, решившего взять слово.
— Господа, сейчас не время для споров, — развел руками претендент на престол. — Все мы так или иначе нарушили королевскую волю, ввязавшись в гражданскую войну, и глупо сейчас уличать друг друга в тех или иных прегрешениях. Мы должны действовать, а не спорить, и, соответственно, пользоваться тем, что есть. Оружие Эдварда нам точно потребуется, если не против Союза, то против войск Саальта, которые точно не будут считаться с нашими законами. Сейчас же у нас на повестке дня предложение от уважаемого тристанского барона вступить в переговоры с Остезейским союзом, надавив на них угрозой вторжения, — он сел прямо. — Я жду ваших мнений конкретно по этому вопросу, чтобы принять решение.
— Мой отец всегда говорил, что слова могут оказаться сильнее любого оружия, — совершенно неожиданно подал голос Квенти, и все с удивлением посмотрели на него. — Если есть возможность превратить противника в союзника, то ее необходимо использовать. Ну, или хотя бы попытаться…
— К словам Карийского барона действительно стоит прислушаться, — кивнул Делай, бросив быстрый одобрительный взгляд на Квенти. — Его отец погиб ради наших интересов, и долг каждого из нас сделать так, чтобы эта смерть не была напрасной. К тому же многие в курсе, что сделал Вассарий…
— Карийские войска выступят с вами только на том условии, что судьбу Вассария Гельского решит Карийский Дом, — не дал ему договорить Квенти, сказав с максимальной твердостью в голосе, на какую был только способен. — Этот человек запятнал честь моего Дома. Я требую права мести, чтобы память моего отца не осталась оскверненной!
На секунду все замерли, только Эдвард довольно усмехнулся и пригубил вина, скрывая невольную улыбку в бокале. Квенти, жаждущий мести, выглядел намного серьезнее, чем будучи озабоченным оплакиванием своего отца и думами о будущем своей семьи. Желание мести придавало сил даже самому слабому и могло заставить окрепнуть разбитого горем человека. Именно это сейчас и нужно было молодому карийскому барону, пришедшему к власти в столь тяжелое для его феода время.