Подняв взгляд на своего спутника, я обомлела. Он воистину страшен в гневе. Лицо побледнело от напряжения, тонкие губы сжаты, а незрячий серебряный взгляд устремлён в сторону моих обидчиков. Даже меня холодом обдало. Будто смерть сама смотрит, а не живой человек.
Не удивительно, что наёмников оторопь взяла от неожиданности.
— А ты ещё кто такой, урод? — осмелился самый захмелевший из них и оттого смелый самый.
Видимо, он действительно реагирует на звук. Всего секунда и Клён сжимает горло наглеца. Пьяный наёмник стремительно краснеет и начинает хрипеть и вырываться.
— Клён! Отпусти его, — дёрнулась я.
Капюшон с головы свалился, и чёлка предательски скользнула в сторону.
В таверне что-то зазвенело, грохнувшись на пол, и наступила тишина.
Меня больше ничего не держало. Я воспользовалась всеобщим замешательством, подбежала к Клёну и, схватив его за руку, потащила наверх.
И уже поднявшись по лестнице, услышала перешёптывания за спиной.
— Вы видели её? Это какая-то болезнь?
— Чудовище.
Громко хлопнув дверью, я задвинула щеколду и тяжело дыша, прижалась к ней спиной. Впервые после получения своего увечья, я столкнулась с реакцией на это окружающих. Я подозревала нечто подобное, но подозревать и слышать в спину обидные слова — не то же самое.
Если бы я могла, то заплакала, настолько сильно душили меня эмоции в тот момент. Но мне не хотелось выглядеть ещё более жалко рядом с тем, кто лишён самой возможности видеть.
— Плохая была идея, — устало проговорил Клён, подходя ближе и неуверенно касаясь моего плеча.
— Ты слышал? — не обращая внимания на его слова, спросила я. — Слышал, что про меня говорят? Я чудовище. Лучше не трогай меня.
Позорно. Но всё-таки я не выдержала и сорвалась. У меня начиналась самая банальная истерика. А он, конечно, не послушал и попытался притянуть меня к себе.
— Мне всё равно, что они говорят, Тиса. Ты меня слышишь?
— Нет, и ты сам пожалеешь о своих словах, когда меня увидишь, — глухо прорычала я, отодвигаясь. — Я отвратительна. Ужасна. Я на человека-то похожа, только когда лица моего не видно!
— Тиса!
Он дёрнул меня к себе за руку. Грубо, больно, обидно. Прижал к себе, не выпуская и не позволяя оттолкнуть.
— Отпусти, Клён!
— Нет, — тихое и твёрдое.
— Я сказала, отпусти.
— Успокойся, прошу.
Но меня не так-то просто сейчас успокоить.
Вздохнув, он расстегнул фибулу и, отбросив плащ в сторону, затем осторожно избавил меня и от сумки. Вырваться всё равно не получалось. Клён намного сильнее меня, и без магии я больше ничего не могла в подобной ситуации противопоставить. Он легко удерживал меня даже одной рукой.
— Отпусти, — в который раз повторила я. Бесполезно.
Клён как пушинку подхватил меня на руки и лёг вместе со мной на кровать, накрывая одеялом и прижимая к себе. И ни слова не сказал.
— Ну что ты меня трогаешь? Я мерзкая, противная, отвратительная…
Его рука резко дёрнулась к моим волосам и, сжав на затылке, заставила откинуться назад. У меня дыхание перехватило, а он воспользовался этим и закрыл мне рот поцелуем. Я не отвечала. Меня всё ещё потряхивала истерика. Без звука. Без слёз. Только руки до боли сжались в кулаки.
— Ну хватит, — прошептал он.
Я попыталась его оттолкнуть, когда его рука выпустила волосы на затылке. И опять потерпела фиаско.
Клён перехватил, завёл мои руки за голову и одной рукой прижал мои запястья к кровати. Другой он отвёл мои волосы с лица и вновь поцеловал. Мягко. Нежно.
— Ты не оставила меня там одного в темноте. И я клянусь, не оставлю тебя.
— Я этого не просила, Клён, — прошептала я бессильно.