— Ладно, тогда вот то, о чем знаешь лишь ты. Когда отец начал пропадать в командировках, ты на него безумно злился, и однажды в твоей голове промелькнула мысль, за которую ты до сих пор коришь себя.
Тсунаёши побледнел. Он замотал головой, не желая слышать продолжения, а на губах Лии вдруг расползлась жестокая, беспощадная усмешка, и она продолжила, вглядываясь в парня предвкушающим, насмешливым, но отчего-то холодным взглядом:
— Однажды ты подумал: «Если его с нами никогда не бывает, а мама плачет по ночам, когда он после недельного отпуска снова уезжает в командировку, лучше бы его вообще не было!»
Страшные слова замерли под сводами пещеры, озаренной кроваво-алыми сполохами. Тсуна вздрогнул, как от удара плетью, и сжался, обхватив руками колени. Губы парня задрожали, он качал головой, словно отказываясь принимать слова, когда-то давно вспыхнувшие в его разуме. Он пожалел о них буквально сразу, и чувство вины до сих пор душило парня, но самым страшным было не это…
— А самым страшным, — вкрадчивый женский голос вспарывал душу ржавым клинком. Беспощадно, — стало то, что когда Нана грустила из-за Ёмицу, или когда он, приезжая, портил тебе нервы, эта фраза всплывала вновь и вновь, но не словами, а смутным воспоминанием. И она не казалась неправильной. До прошлого года.
Савада вновь вздрогнул. Его глаза загорелись надеждой.
— В прошлом году, сражаясь с Ёмицу на битве аркобалено, ты простил отца, попытался принять его. И с тех пор это чувство не возвращалось. Ты уже не хочешь, чтобы отец исчез, Тсуна. Ты похоронил воспоминания в глубинах памяти. Но скажи, разве чувство вины так просто похоронить? Или, может, так легко принять грехи окружающих людей, простить их и смириться с ними? Думаешь, эти слова никогда не вернутся лишь потому, что ты единожды от них отказался?
— Этого не будет!
Парень вскочил и сжал руки в кулаки. В карих глазах вспыхнула решимость, которая и не думала гаснуть: впервые за этот вечер Савада Тсунаёши не сомневался в себе и в грядущем. Языки пламени бросали алые блики на полное уверенности лицо будущего босса Вонголы, а Лия вдруг рассмеялась. Снова. Но уже не весело. В ее голосе звенело отрешенное неверие.
— Как скажешь, Тсуна. Ты здесь главный, — отсмеявшись и подняв руки, словно сдаваясь, ответила она. Парень поморщился. — Но будущее неведомо никому, даже Книге Всезнания: в ней накоплены все знания мира, собранные в прошлом, и они пополняются ежесекундно, но будущее Книге неведомо. Поэтому я ничего не могу утверждать насчет того, прав ты или нет. Но я могу рассказать всё о прошлом, поэтому спрашивай что угодно — я отвечу на любой вопрос. Теперь ты в это веришь?
Тсуна поморщился и опустил взгляд на костер. Неспешно умирали в пламени сухие ветки, ласково лизал огонь мертвое дерево, а в воздухе распространялся приятный аромат горелой древесины — запах смерти, отчего-то не вызывавший отторжения.
А если бы на костре горела ведьма, запах смерти был бы мерзким?