— Ты странная. Мне нравятся бабочки, которые пытаются вырваться из паутины, — прошептала это гадина мне прямо в ухо, с силой сжимая мое запястье. — Так они только больше запутываются в сетях паука.
— Да пошел ты, — четко сказала я, разжимая-таки зубы, и вдруг почувствовала дикую боль в губе.
— Хм… Пыталась болью отрезвить себя? И не мечтай, от моих иллюзий еще никто не смог избавиться.
— Хибари-сан избавился, — зло выплюнула я, практически повисая на подоконнике, потому что ноги уже не держали, а сил двигаться не было.
— Ку-фу-фу. Вот ты и дала ответ, — рассмеялась эта мерзость своим отвратительным смехом. — Как обычно, я получил что хотел.
Тонкие пальцы коснулись моей нижней губы и грубо провели по ней, а я отдернулась от иллюзиониста, как от прокаженного. Он рассмеялся, и тут за моей спиной раздался холодный уверенный голос:
— Камикорос.
Блин… Только этого мне не хватало! Они будут здесь драться? Чёрт, что делать?! Хотела бы я заорать: «Хибари-сан, сделай из этой иллюзии без капли совести ананасовое варенье», — но… не могу. Чёртов пацифизм! Ненавижу себя за него!
— Надо же, неужто ты защищаешь это травоядное, Кёя? — съязвил Мукуро, оборачиваясь к Хибари-сану. Я титаническим усилием воли заставила себя тоже обернуться и увидела полное ярости лицо Главы Дисциплинарного Комитета. Он давно принял боевую стойку, а в руках его были тонфа. Полные жгучей ненависти черные глаза неотрывно смотрели в разноцветные ехидные глаза иллюзиониста.
— Не надо, пожалуйста, — пробормотала я. — Не надо. Ну пожалуйста.
Да что я могу? Ничего. И если сейчас тут будет бойня, я вынуждена буду сидеть в уголочке и мечтать, чтобы меня не задело…
— Я защищаю только интересы Намимори, — безразлично ответил Ананасу Хибари-сан, пропустив мою просьбу мимо ушей. Ну правильно, да… Я другого и не ожидала. — Это травоядное мне безразлично. А тебя я забью до смерти.
Ну вот, как и ожидалось. И сейчас здесь будет Мамаево побоище. За что мне всё это, а? Риторический вопрос. Слезы наворачивались на глаза, но я упорно старалась проморгаться и лишь еле слышно шептала, сама не знаю почему, возможно, из-за истерики, уничтожившей остатки разума:
— Не надо. Хибари-сан, прошу. Не надо…
— Похоже, твоя новая головная боль, Кёя, не хочет, чтобы я вновь тебя ранил, — выдала эта мерзкая иллюзия. Ты псих, Мукуро? Я не хочу, чтобы тебя здесь превратили в фарш! Мне трупы на кухне ни к чему! — Потому я предпочту… проявить сегодня толерантность.
В следующий миг всё вокруг заволокло туманом, и куфуфукающая мерзость исчезла, но Хибари-сан нанес удары справа от себя и, как мне кажется, даже попал, а может, это просто плод моего больного разума. Важно то, что когда туман развеялся, Ананаса в пределах видимости не наблюдалось, а Хибари-сан зло на меня посмотрел и помчал прочь из кухни. «Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови», да? Неуловимый мститель, блин… Паника, истерика, рыдания и ненависть вдруг исчезли, оставив только пустоту и боль. Колени мои подогнулись, и я рухнула на пол. Сжавшись в комочек, я закрыла глаза и попыталась отрешиться ото всего. От боли в губе, от давящего чувства одиночества, от острого ощущения, что я никому не нужна… Внезапно моей щеки что-то коснулось. Я с трудом разлепила веки и встретилась взглядом с огромными черными глазами. Глупая мысль промелькнула в голове и тут же утопилась. Конечно же, это был не Глава Дисциплинарного Комитета: он бы никогда в жизни не подошел к жалкому, бесполезному травоядному. Это был Такеши.
— Катя-сан, что случилось? — тихо спросил он. Тихо, но очень четко, уверенно и без тени веселья. А может, и света, потому как у него такое мрачное лицо было, что захотелось сказать: «А как же девиз про улыбку? Не хмурься». Но я этого не сказала. Лишь поморщилась и с огромнейшим трудом заставила себя сесть на полу. Ямамото тут же подхватил меня за плечи и сел рядом, прижимая к себе.
— Кто? — тихо спросил он. — Я видел, как выходил Хибари. Он?
— Нет, — пробормотала я. — Забей, Ямамото-сан, бывает. Всякое бывает. Сама дура — сама виновата. Нечего было подставляться и хамить.
— Бельфегор?
Это допрос? Очередной? Да что ж вы все меня так допрашивать-то любите?! Что я вам всем сделала плохого?! Что вам от меня надо?! Истерика подкралась незаметно, и я, оттолкнув ни в чем не повинного мечника, затараторила, пытаясь подавить вновь подступавшие к горлу слезы: