и то, чем до сих пор был страх, -
приснится с миром...*
- Прекрасное стихотворение! Перед твоей пронзительной поэзией всё меркнет.
- Скажешь тоже! Ты мне льстишь...
- Поверь, я немного разбираюсь...
- Вот видишь, мне уже про сны пишется! - усмехнулась она.
- Да, с этим действительно нужно разобраться. Ты ведь пригласила меня что-то важное сказать...
- Да, конечно. И я скажу, только...
- Что?
- Давай еще раз, глядя друг другу в глаза... определим, чтО с нами происходит...
- Давай.
Он повернулся к ней. С нежностью изучил ее лицо. Заметил, как меняют цвет ее удивительные зрачки - только что были светло-зелеными, почти серыми и вдруг подернулись налетом голубизны. В небе сейчас много такого цвета. Инна тоже смотрела на Андрея, не отрывая взгляда - так смотрят только влюбленные люди, не дотрагиваясь пальцами, а лишь одними глазами разглаживая каждую морщинку на любимом лице... Она уже привыкла к нему, к тому, что это - он. И поняла, что ничего страшного, ничего неприятного в нем вовсе не было: ни теперь, ни раньше - никогда.
- У тебя карие глаза... - произнесла задумчиво. - А я всё думала: какие у него глаза? А они - красивые, с бархатом.
Он не ответил - только смущенно сжал губы.
А Инна вздохнула глубоко, будто изо всех сил старалась наполнить легкие этим удивительным весенним утренним воздухом. Задержала дыхание и при этом опустила веки. Как хорошо! Как же хорошо, господи! Просто сидеть и молчать... Рядом с ним...
- Я скажу? - осторожно спросил Андрей.
- Да...
- Я постоянно думаю об этом, но не всё тебе пишу, правда... Понимаешь, человеческий разум больше склонен к фантазии, чем к познанию, однако без познания того, что происходит вокруг, невозможно и фантазировать. Ты согласна? После того, что мне стало сниться, я уже перелистал с полдюжины книг о той эпохе - хотел познать, на чем основана наша общая фантазия.
- Ты так сказал - по-старинному - "полдюжины"...
- Не заметил...
- Ты все-таки склонен считать всё происходящее фантазией?
- Еще не убежден. Я знаю только одно: истина непостижима так же, как деяния Создателя, поскольку она есть продукт этих деяний. К ней позволено лишь приблизиться, да и то избранным. И чем ближе к истине подступает человек, тем больше понимает свое собственное ничтожество. И мы с тобой поймем, наверное... но позже... Вот смотри, кто-то же погружает нас в этот Сон. Кто-то же с завидным постоянством заставляет нас проходить этот сценарий. Нас будто приближают к этой истине, потому что мы - те самые избранные. Вот только нам не дано знать, чем должна закончиться эта пьеса...
- Ты думаешь, не дано?
- А разве не так? Мы просто подчиняемся чьей-то несгибаемой воле, мы - марионетки в руках опытного кукловода, вот и все.
- И этот кукловод - сам Господь?
- Скорее тот, кто перед Ним провинился...
- Тот, кто провинился, не стал бы погружать нас в подробности, - задумчиво сказала Инна. - Понимаешь? Нам дают роли, а в этих ролях есть слова и поступки. И скорее всего, мы должны совершить что-то такое, что задумано режиссером этого мира. Нас для этого и пригласили в спектакль... избрали осуществить чей-то глубокий и невероятный замысел...
- Ковчег? Что-то связано с Ковчегом! - произнес Андрей, поглощенный своей мыслью.
- Да, это именно то... Я тоже читала. Ковчег окружает смерть. Сколько войн и разрушений связано с ним! Сколько испытаний и горя! Наверное, он не должен снова оказаться в распоряжении человечества, он никогда не должен выйти на свет из того мрака, в котором хранился на протяжении двадцати с лишним веков. Вероятно, в этом и состоит наша с тобой задача...
Она смотрела на него умоляющим взглядом, в глубине души понимая, что от его согласия теперь зависит вся ее собственная жизнь. И его. И - всех...
- Да-да, что-то в этом есть... - задумчиво произнес Андрей. - В разговоре с братом...
- Что? Почему ты замолчал?