— Но у вас явно есть свое мнение на этот счет, как всегда.
— Учитывая композицию, я не уверен в том, что победа досталась человеку, а не дракону.
Тик-так. Щелк. Шурх-шурх. Щелк. Тик. Фш-ш-ш.
Шелест и сыпучий песок в часах. Звук не мешал, а даже успокаивал. От этого странного человека не исходили сильные эмоции, по крайней мере, он переживал их не здесь, не в этой комнате. Гостиная была для редких гостей, для вечернего музицирования и неспешных раздумий.
Затишье длилось недолго. Его сон стал глубже, и тот же голос с небольшим акцентом вдруг стал называть чьи-то имена. Имена были немецкие, голос — невыразительным, мертвым. Одно из имен вызвало видение: огромный великан с толстыми пальцами схватил Уилла за лицо и повернул из стороны в сторону, причмокивая. В левой руке он держал большую деревянную ложку. У него были отвратительные зубы, изо рта пахло кровью и гнилым мясом, под животом, похожим на бурдюк, висел кожаный фартук мясника. Из большого кармана на фартуке торчали отрезанные детские ножки. В ужасе Уилл закричал, но толстяк вдруг заткнул его своей ложкой, пропихивая ее внутрь, пока он не закашлялся.
Уилл свалился с дивана, и его тут же вывернуло на пол. Камин погас. Уилл вспотел, и теперь его колотило от холода. Во сне ему тоже было холодно, так холодно, что ломило кости.
Он проморгался, вернувшись в реальность, и тяжело привалился к дивану. Какое-то время он трясся и ждал, пока не вспомнил, где он. Цепь. Железная невидимая цепь все еще сдавливала горло. Уилл отдышался, снял с себя мокрую футболку и, насухо вытеревшись полотенцем с дивана, подошел к напольным часам, стирая на ходу склизкую, холодную испарину со лба. Четыре пятнадцать.
Поднявшись на второй этаж и уловив с левой стороны сквозняк, Уилл пошел в противоположную сторону, где практически наугад в темноте нашел гостевую спальню и, что самое важное, ванную. Он включил свет и порадовался, что светильники, как и везде в доме, не били в глаза, а зажигали мягкие островки света по углам.
Гостевая ванна походила на каюту подводного корабля: темно-серые кафельные стены и мраморная плитка на полу. Раковина и ванна — идеально белого цвета, выбранные в угоду простоте линий. Он умылся и несколько минут просто рассматривал свое отражение.
Внезапно в ванну зашла Алана в халате и начала раздеваться. В животе у Уилла свернулись последние остатки еды. Он не хотел, он не собирался подглядывать… Стоя босыми ногами на полу, он не знал, куда деться.
Алана задумчиво приспустила халат, открыв молочно-белую кожу и изящную линию спины от лопаток до округлых ягодиц. Шелковая накидка почти соскользнула с бедер, когда вслед за ней вошел Лектер и остановил ее, положив руки на края халата.
— Окажи мне честь, воспользуйся моей ванной, — он едва улыбнулся. — Глядя на тебя, я вспоминаю скульптуру Аталанты в Лувре.
Она склонила голову набок, не стесняясь своего обнаженного тела.
— Никогда не была в Париже, не знаю, о какой статуе ты говоришь. Лучше, чтобы это был комплимент, Ганнибал.
— Наивысший, — он запахнул ее халат обратно: медленно, чтобы дать понять, что наслаждался видом. — Аталанта с греческого означает «непоколебимая». Была знаменита своей красотой, быстротой и меткостью.
— Помнится, греческая мифология полна драмы. Что же с ней стало?
— В нее влюбился юноша по имени Гиппомен, однако ее сердце было не так просто заполучить. Ее избранный должен был победить Аталанту в забеге, а если он не справлялся, она бросала копье ему в спину. Юноше помогла Афродита, дав ему три золотых яблока, которые он кинул на землю во время соревнования, тем самым отвлек прекрасную Аталанту и победил ее.
— И они жили долго и счастливо?
— Не совсем. Гиппомен забыл поблагодарить Афродиту, та разозлилась и, желая отомстить, пробудила в нем невиданную страсть, из-за чего они возлегли прямо в храме Зевса. В наказание их превратили во львов. — Лектер взял ее за руки, незаметно выводя Алану из ванной.