— Но я не сообщал. Хотя следовало, — спокойствию Ганнибала можно было только позавидовать.
Уилл и завидовал, точнее, тот, в чьем теле он сидел. Франклин хотел признания, внимания, одобрения так отчаянно, как младенец тянется губками к молоку матери.
— Нет, не сообщали, — согласился Уилл, слабо улыбаясь. — Это сделал я.
— Вы соврали Тобиасу.
— Да.
С потаенным страхом Уилл ждал реакции доктора, пока тот что-то мысленно прикидывал.
— Вы хотели быть моим другом, но когда поняли, что эта возможность под запретом, решили стать мной. Это ваш способ выживания: найти самого большого тигра в окружении и мимикрировать под него, чтобы зверь увидел в вас себя, и ему было бы сложнее причинить вам боль. Так ведь, Франклин?
— Я много думал о том, что вы сказали. О различиях между мной и Тобиасом. Я понял, что он никогда не увидит во мне друга и все мои старания напрасны. Но вы, доктор Лектер, вы совсем другое дело.
— Неужели?
— Вы меня знаете куда лучше Тобиаса. Я просто должен был доказать, на что способен. С вами. С вашей помощью. На что мы будем способны вместе.
— Становление величия. И вы манипулировали Тобиасом, чтобы он поставил меня в безвыходное положение. Чтобы я принял вашу дружбу, — задумчиво, даже медитативно подытожил Ганнибал, распутывая клубок из мотивов и желаний. — Франклин, вы понимаете, что следом за мной он убьет и вас?
Уилл знал, но для него риск того стоил. Если все получится, он больше никогда не будет один. Никакой ноющей боли, никаких пустых комнат, вместо одной тарелки и одной кружки и тишины — теплый, дружеский ужин, смех и признание. Сопричастие. Разделенные на двоих мысли, дополненные и бесконечно эволюционирующие. Уилл кивнул, опасливо посмотрев вверх. Когда Тобиас вернется, все будет кончено.
— Вы разочарованы во мне? — его кольнул страх. А вдруг он ошибся? Вдруг доктор Лектер такой же?
— Нет, Франклин. Я в вас не разочарован. Скорее приятно удивлен.
— Вы врете?
— Нисколько. Мое положение не мешает мне оценить ваш ход с точки зрения тактики. Вы сделали все правильно. Я вами горжусь.
Его слова прозвучали для Уилла как бальзам для измученной души. И все же праздновать победу было еще рано. Он грустно улыбнулся.
— Вы хорошо меня знаете, доктор Лектер. И знаете, что я хочу услышать. Ничто не мешает вам соврать во имя собственной жизни.
— Не мешает, однако я не вру. Я действительно беспокоился за вас, Франклин, и ваше психическое здоровье. По этой причине мне пришлось передать ваше лечение другому доктору. Я понял, что использовал вас в своих целях. Абсолютно непрофессиональное и неэтичное поведение для психиатра.
— Использовали? Как?
Казалось, Ганнибал полон раскаяния и сожаления.
— Вы были суррогатом друга. Мне было приятно ваше внимание, мое эго питалось им незаслуженно. Я пестовал в себе мысль, что в любой момент могу завести столько друзей, сколько захочу. Что я — не вы, Франклин, хотя именно ваш путь ожидает меня у самых дверей — дружба без взаимности.
Лектер нахмурился, но вскоре его лицо разгладилось.
— Франклин, вы знаете, какова природа взаимности?
Потерявшись в плавном, тягучем голосе, он отрицательно покачал головой, внимая каждому слову доктора.
— Многие ошибочно полагают, что взаимность идентична понятию равенства. Это не так. Привлеченные схожестью интересов или внешностью, мы делаем первый шаг. Мы становимся «дающим». Мы предлагаем выслушать страхи, горести и заботы, мы предлагаем свое время и свои ресурсы. Весы переполняются в одну сторону, и мы начинаем ждать, какое решение примет человек, которого мы избрали, — Лектер сделал паузу, словно подумал о ком-то конкретно. — Если человек принимает ответственность, если принимает наши дары, то вскоре начнет давать в ответ, выравнивая весы обратно. Взаимность — не иначе как сделка, чья расплата растянута до бесконечности. Согласны со мной?
Уилл нервно кивнул, его губы пересохли.
— Да, доктор.