А затем славный герой вдруг опустился перед нереидой на колени.
«Будь мне другом, Вивиан. Не врагом, — сказал он ей. — Я шёл к тебе очень трудной дорогой и никогда тебя не отпущу. Никогда».
Тогда она ответила:
«Ни о чём у меня не спрашивай, король, и ни к чему меня не принуждай. Лучше люби меня, люби так, чтобы я забыла о стыде и не слышала гнева волн за твоей спиной».
Одна из девочек в приюте однажды спросила Алерту: разве мог обычный смертный совладать с огнём и водой? Старуха ответила, что Пелей никогда не был обычным, он приходился внуком самому громовержцу.
Нет, разумеется, он не мог, про себя рассуждала я, ни один герой не удержит в руках богиню, если только она сама того не возжелает.
Мне было интересно знать, что такого Алерте сделали все мужчины мира, раз она ощущала себя столь беспомощной перед ними?
В пересказе Мерлина миф о Фетиде и Пелее обрастал новыми интересными подробностями.
«В конце концов, прекрасная богиня оставила мужа и вернулась в дом своего отца Нерея», — рассказывал он, вдевая в мои волосы веточку шалфея.
«Почему?».
«Потому что нельзя получить любовь по праву завоевания».
«И всё же она даровала ему бессмертие, — возразила я. — Она попросила за него у богов. Назначенная цена была высока, но она заплатила её и сопроводила умирающего Пелея на лодке до самого острова Авалона, где он по сей день спит в ожидании дня великой нужды, когда ему придётся подняться вновь, чтобы спасти Британию».
Мерлин поднял на меня свои больные, тусклые глаза.
«Я думаю, это другая легенда, дитя».
Вперед! — исступленно подгонял меня барабан в груди, вперед! — к гибнущему в пламени войны Камелоту, серому бархату некогда плодородных полей, к закопчённому небу и чёрной растревоженной воде, в которой тонули красно-золотые драконьи знамёна. Идея Круглого Стола — идея смутная, каковы были все идеи демократии, спортивного духа или морали — канула в стылой небыли.
«Зачем ссориться, когда можно быть друзьями?».
«Мой бедный глупый король. Посмешище для своего двора».
Замок гудел, как улей, громкие голоса перекликались из коридора в коридор, бряцало оружие, топали сапоги — мужчины, до зубов вооруженные мечами, копьями, кинжалами, луками и стрелами, спешно собирались в поход. Все места за Круглым Столом пустовали. В Зале Совета не осталось никого, кроме троих: Артура, сэра Бедивера и светловолосого юноши, голову которого венчал серебряный обруч.
Сомнения и усталость томили короля. Его волосы поредели на висках и подёрнулись сединой, морщины стали глубже, кожа истончилась. У него было мирное лицо, а поблёкшие глаза выражали пугающее смирение.
«Должен ли я оставить Камелот и совершить это плавание? — спросил он, обращаясь скорее к самому себе. — Меня более не пленит слава Аттилы-гунна, я хочу мира своей земле, а не новой войны во имя отмщения».
«Сэр Ланселот посмел предать лучшего из людей, — юноша выступил вперёд. Его тёмные глаза гневно блеснули. — Он плюнул в протянутую ему руку. Он опорочил ваше доброе имя, отец, и должен быть казнён».
Артур мрачно взглянул на него. Он не снимал руки с рукояти своего меча, почти любовно очерчивая пальцами богато инкрустированное навершие. От него не укрылся взгляд, который юноша бросил на Экскалибур. Взгляд, выражавший жажду обладания.
«Ты скор на расправу, Тамезис».