- А что ты выиграешь от этого, Мирча? Только безопасность? Или Консул согласилась подтвердить твои права, если это произойдет? Ты тоже хочешь использовать меня?
Мирча протяжно вздохнул.
- Никто не может управлять Пифией, Кэсси. Если власть перейдет к тебе, то я не смогу удержать тебя. Я всегда это знал.
- Тогда, почему охранял меня все эти годы? Зачем делаешь это теперь? – Мирча был прав; я действительно знала, механизм действия политики вампиров. Он потратил много времени и энергии, чтобы защитить меня, и я сомневалась, что это было только ради того, чтобы получить себе придворного ясновидца. Особенно не в случае, когда, как только я стану Пифией, он полностью потеряет контроль над моим даром. Здесь крылось нечто большее, чем он рассказывал мне.
Это не доставило ему радости, но все же ответил мне. Его привычная радушная маска ушла, сменившись выражением неизмеримой боли.
- Ты ведь знаешь, что такое потерять семью, dulcea ţă. Поэтому возможно сможешь оценить, что значит для меня Раду, единственный оставшийся в живых из моей семьи, и он …, я рассказывал тебе, что с ним сделали.
- Да.
- Единственное, что я не сказал тебе тогда, поскольку редко упоминаю об этом, да, и ты была еще совсем ребенком, что он все еще страдает. Каждую ночь, когда он пробуждается, то для него это все будто повторяется вновь и вновь. Они сломали его разум, тело и дух, dulcea ţă. Даже теперь, спустя сотни лет после того, как его мучители мертвы, он кричит от боли, причиненной их кнутами и раскаленным железом. Каждую ночь тысячи мук повторно переживается им снова и снова. – Глаза Мирчи внезапно отразили всю грусть накопленную веками; они сказали мне, что Раду был не единственным, кто пострадал так. - Я много раз думал о том, чтобы убить его, ради его же блага, но не могу. Он - все, что у меня осталось. Но я уже больше не верю, что однажды ночью он вырвется из своего кошмара.
- Мне очень жаль, Мирча. - Я сопротивлялась своему побуждению подойти к нему, пригладить его взлохмаченные волосы и успокоить. Но сейчас было не время для этого. Годы опыта научили меня выяснять всю историю целиком прежде, чем проявлять сочувствие. – Но я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
- Ты отправишься в Каркасон.
Минута ушла у меня на то, чтобы понять о чем он говорит, и даже тогда я не видела в этом смысла.
- Ты освободил Раду из Бастилии.
- В 1769 году, да. Но столетием ранее, его там не было. Много лет его удерживали и мучили в Каркасоне. - Он выплюнул это название, словно оно являлось оскорблением, хотя для него, вероятнее всего, так и было. – Ты знаешь как еще именуют Пифию, Кэсси? - Я испуганно покачала головой. - Ее называют Хранительницей Времени. Ты - мой самый лучший шанс, мой единственный шанс. Но если Пифия умрет, и ты потеряешь позаимствованную у нее силу, потому что еще не стала пригодным сосудом, чтобы удержать ее, то я потеряю единственное окошко во времени, которое когда-либо находил.
Ситуация прояснилась.
- Консул обещала тебе предоставить возможность помочь Раду. Это – твоя оплата за то, что добьешься меня и решишь их меленькую проблему.
Он склонил голову.
- Она согласилась позволить мне стать третьим в нашей группе. Я пойду с тобой, когда ты переместишься. Пока ты с Томасом будете предотвращать попытку покушения на Луи-Сезара, я спасу своего брата. - Глаза Мирчи были печальны, но крайне серьезны. В это мгновенье я поняла, что если даже он не сможет сам принудить меня, то будет стоять в стороне и наблюдать, как кто-то это делает за него. Ему это не доставит удовольствия, но он будет рад облегчить судьбу Раду без убийства. Мне хотелось ненавидеть его за это, но я не могла. Все дело было в жалости – мне трудно было представить каково это, заботиться в течение сотен лет о ком-то, кто был опасно безумен, мучить себя, день за днем наблюдая за ним, сознавая при этом свое полное бессилие что-либо изменить. Но что для меня было наиболее важным – это, то, что вопреки вполне веским основаниям Мирча не лгал. Он был прав; я могла простить почти все, кроме этого.
- Как ты можешь быть уверен, что мы снова вернемся туда? - Если он собирался быть честным со мной до конца, наименьшее, чем я могла отплатить ему, это ответить тем же. - Я не испытывала более в присутствии Луи-Сезара того самого предчувствия или страха или неважно, чем оно является на самом деле. И когда он нес меня от Данте, ничего не произошло. Может сила уже исчезла, или предпочтет закинуть меня в какое-нибудь другое место.