— Да, — просто ответил детектив, голос его почти не дрожал, — всё будет хорошо.
И Шерлок широко улыбнулся.
========== Эпилог ==========
Первое, о чём подумал Шерлок, когда очнулся, было: «это не Бейкер-стрит».
На самом деле, он мог бы точно сказать, что находился в больнице: это выдавал свойственный всем медицинским заведениям уникальный запах дезинфицирующих средств и особенности одежды — больничную робу сложно перепутать с чем-либо другим. Да и иных, менее очевидных сигналов, ради которых даже не требовалось открывать глаза, было предостаточно. Но Шерлок всё равно сначала подумал именно так: «Это не Бейкер-стрит». Не потому, что большую часть времени он просыпался в своей комнате дома на вышеназванной улице. И не потому, что совсем уж не ожидал оказаться в больнице. Всё это было второстепенно. Главным было вот что: дом на Бейкер-стрит был «домом» в привычном понимании. Иначе говоря — маркер «безопасность».
Эта привычка выработалась у него довольно давно. А если быть точным, почти сразу после «прыжка» в игре с Мориарти. Это произошло в тот момент на съёмной квартире в Копенгагене, когда Шерлок, покинув Лондон, начал выслеживать преступную сеть, оставленную в наследство миру гениальным безумцем. Тогда-то, проснувшись в пять утра в крошечной комнатушке, на скрипящей кровати с пружинами, большинство из которых насквозь пронзали тонкий дряхлый матрас, Шерлок и подумал впервые именно так: «Это не Бейкер-стрит. А пока я не буду на Бейкер-стрит, я не буду в безопасности».
Вообще говоря, эта привычка так и не исчезла до сих пор.
Поэтому не удивительно, что едва очнувшись, Шерлок, накаченный лекарствами, лежащий на больничной койке, подумал именно об этом. Конечно, больница не является местом более опасным, чем подвал сирийского бомбоубежища, где его неоднократно пытали, но… Привычка есть привычка.
О том, что предшествовало попаданию в больницу, Шерлок, как это обычно бывает, помнил плохо. Точнее, это не совсем так. Он помнил почти всё, но это самое «почти всё», искажённое действием морфия, вырисовывалось в картинку чрезвычайно невероятную, поэтому достоверной информацией считать это было совершенно точно нельзя.
По крайней мере, Шерлок был убеждён — путешествия во времени (или что это вообще было?) однозначно следовало принимать на счёт медикаментозного сна.
Шерлок решил оставить выяснение этого вопроса на другое время. Когда мысли перестанут плыть в пространстве чертогов, пересекая комнаты и коридоры, круша фарфоровые вазы в родительском доме и позвякивая колокольчиками на дверях китайского магазина из дела о похищенном золотом драконе. Кое-что в распоряжении заторможенного сознания всё же было: поскольку Шерлок всё-таки очнулся, то рана, вероятно, особой опасности уже не представляла или вообще никогда и не представляла из себя.
В голове что-то снова поплыло, и Шерлок решил оставить столь сложные мысленные цепочки на время более подходящее. Он глубоко вдохнул больничный воздух, и, едва не почувствовав головокружение из-за этого, принюхался.
Да, точно. Ему не показалось — в комнате явно был кое-кто ещё. Кое-кто, в чьей привычке ходить с зонтом вместо трости и курить невероятно дорогие, несмотря на кажущуюся простоту, сигареты.
Шерлок с усилием, превышавшем его нынешние возможности, приподнял веки. То, что он увидел оказалось в достаточной мере занимательным, чтобы окупить затраченные силы: на кресле (каким-то чудом оказавшемся в больничной палате) свернувшись, словно наутилус в раковине, дремало британское правительство в лице одного не в меру заносчивого носителя фамилии Холмс.
Шерлок успел подумать о том, что это можно было бы использовать в качестве компромата впоследствии. Жаль, что камеры при нём не было.
А потом желание спать одолело и его самого, поэтому мысли об удачной фотографии Шерлока уже не беспокоили.
***
Открыв глаза второй раз на той же больничной койке, Шерлок чувствовал себя уже гораздо более адекватным.