Захлопнув за собой дверь, он устремился к дорогой иномарке, поджидавшей у входа в общежитие. Бросил ее, сломал крылья, словно домашней канарейке, и оставил тет-а-тет с прошлым, пропитанным запахом лекарств, виски и Библии, которую так любила читать по вечерам Лейла. Она верила в ангелов, помогла поверить в них и дочери.
Однако ее все равно забрали.
— О чем вы говорили? — осторожно спросила Леви, сев рядом с Люси.
— Он отказался от меня, — холодная усмешка и сцепленные в замок ледяные на ощупь ладони.
— Не говори так, — та успокаивающе погладила плечо.
Люси устало выдохнула и потерла опухшие глаза. Затем подняла взгляд и поняла, почему отец на протяжении почти всего разговора смотрел за окно. С погодой не под силу бороться даже разуму, мысли тонут в воронках из темных туч. Словно засасывают в себя, заставляя захлебнуться под тяжестью дождевых нитей и грузом серого покрывала, рваного и заштопанного в некоторых местах. Воздух давил на виски, с презрением швыряя чьи-то убеждения о стену холода.
— Леви, — дрожа сердцем, но твердым голосом произнесла она вдруг, — я тоже от него отказываюсь.
— Люси…
— Довольно с меня этих неоправданных надежд, — перебила резко и встала с кровати, подходя ближе к окну, — я двенадцать лет терпела, ждала, когда же он позовет меня, поинтересуется моими успехами, интересами, — обняла себя за плечи, продолжая почти шипеть на погоду, — когда он мне расскажет, насколько дорожил мамой и насколько дорожит мной, — закрыла глаза от ряби серой плоскости, — напрасно.
— Но ведь он приехал сам, — Леви пыталась защитить Джуда, хоть никогда и не была на его стороне.
— У него наверняка есть дела в Киото, — спокойным тоном произнесла Люси, — а по пути просто решил избавиться от одной из проблем.
— Он твой отец, Люси.
Дернув плечами, она вдруг обернулась к Леви и серьезно сказала:
— Мой отец умер двенадцать лет назад вместе с мамой, а этот фантом мне просто омерзителен, — ее голос стал похожим на тот, которого она боялась все эти годы, до дрожи по коже, — не-на-ви-жу.
Это был единственный грех, который заставлял ее сознание сжиматься под натиском воспоминаний и тянул ко дну.
***
В комнате было непривычно тихо: обе девушки молча сидели на своих кроватях и смотрели вперед: Леви — на Люси, а та опять устремила взгляд в окно.
Погода не желала меняться который день.
— Не поедешь? — тихо задала вопрос Леви.
Комкая одеяло в тонкой аристократичной ладони, Люси упрямо взглянула на подругу.
— Ты должна, — попыталась убедить, но голос дрожал.
— Я от него отказалась.
— Но он от тебя — нет.
Люси прикусила губу и закрыла глаза, выдыхая протухший временем воздух.
— Наследство — это всего лишь формальность, — фыркнула грубо.
— Дорогие памяти вещи формальностью не назовешь, — грустно заметила Леви и медленно перебралась на кровать подруги, — разве не так? Люси, ты должна поехать.
Та недовольно тряхнула головой и упала на подушку, не открывая глаз.
— Я поеду, — наконец, раздраженно выдала она, — но только ради мамы. Потому что она его любила.
***
В ушах звоном отдавались сожалеющие заученные реплики дорого одетых людей, которых она видела впервые в жизни. Политики, офицеры, бизнесмены, светская часть общества — все с хищными взглядами осматривали друг друга, стирая улыбку с лица из-за причины сборов.
Люси никогда не любила похороны.
А учитывая, что сейчас хоронила второго родителя, — ненависть вспыхнула новой волной.