Она была такой — настоящей.
И сейчас она ощущала эту жизнь внутри, давала ей волю, не желая расставаться через девять часов.
— Ты чего так загрузилась? — Нацу помахал перед ее лицом ладонью и заинтересованно заглянул в глаза. — Я же пошутил, не обижайся.
Люси медленно моргнула и приоткрыла рот, вдыхая воздух.
— Ты, конечно, странная, — стоя перед ней, продолжал оправдываться, — пожалуй, самая странная из всех, кого я когда-либо встречал.
— Нацу… — резко выдохнула, прошептав.
— Но мне это даже нравится, — хмыкнул, — меня редко кто цепляет. С момента, как я стал один в этом мире, только Грей и Фрид смогли как-то на меня повлиять. И то, Фрид только по причине того, что знал обо мне слишком много. А Грей… Этот засранец вечно меня бесит, но без его поддержки в свое время я бы сломался.
— Нацу, я… — попыталась опять сказать, прищурившись.
— Хотя и не сказать, что я пережил все без последствий, но без них было бы хуже. Намного хуже.
Он вдруг замолчал и повернулся к краю крыши, засматриваясь на переливы солнечных лучей, что сплели паутину между зеркалам оконных стекол.
— За это я им благодарен больше, чем могу себе представить, — серьезно произнес и прикрыл глаза, — и тебе я тоже благодарен, Люси.
Она замерла, почувствовав покалывание в пальцах и перезвон эха собственного имени, сказанного голосом Нацу. Тишина загудела, окуная разум в пелену воспоминаний, сомнений и надежд.
— Кто знает, сколько бы я еще продержался, если бы не рассказал тебе о своих грехах? — прошептал, теряясь в молчании небес. — Люди ведь такие слабые, так говорят у вас? И я ничем не лучше, не сильнее, не правильнее. Я даже человеком себя звать не хочу, — замотал головой, цокнув. — Сейчас мне намного легче, хоть и простить себя даже не представляю возможным. Слабый, никчемный убийца, разрушивший свою жизнь и жизни еще двоих близких.
— Не говори так, — уверенно сказала.
— Скрылся за маской какого-то беззаботного двадцати двух летнего парня, — фыркнул, — а в себе разобраться не в состоянии, идиот.
— Перестань, Нацу, — громче воскликнула.
— Да кто мне вообще позволил после такого жить. Неужели Бог решил дать шанс такому бесхребетному созданию, как я? — раздраженно процедил сквозь зубы.
— Замолчи! — резко дернувшись к нему, она схватила его за ладонь и упрямо смотрела в растерянные глаза.
Они опять тонули в тишине, прошитой зимними осколками, что въелись в сердца людей. Только у Нацу его не было — огонь быстро растопил этот лед, заставляя вздрагивать каждый раз при упоминании о семье.
Он боялся самого себя.
Боялся позволить себе жить, прикрываясь улыбкой и беззаботными разговорами.
Боялся забыть.
И боялся вспомнить.
Боялся однажды простить.
Боялся однажды проснуться без этого страха, как бы этого ни желал.
— Покажи мне, — пронзительно смотрела на него, остыв от негодования, что разрывало легкие на клочья, — какой ты есть на самом деле, Нацу Драгнил.
— На самом деле… — повторил в замешательстве.