— Мне тоже, — признался он, теперь поняв, что этот огонь холодный на ощупь, такой зимний непривычно.
— Значит, замерзаем — и я, и ты… — поникла. — Пора.
— Прекрати, — сжав челюсть, попросил.
Ее тело в мгновение рассыпалось в пыль блестящую, словно снег белоснежный, растворилось сквозь пальцы, оставляя Нацу сидеть на полу и, непонимающе метаться взглядом по пространству, повторяя одно лишь имя:
— Люси, Люси, нет, ты не можешь, Люси, — голос дрожал, — обещала ведь, Люси. Не оставляй меня, я не могу потерять еще и тебя, — крошил сознание от сожалений и мольб, — Люси!
А она стояла в метре рядом и понимала, что имя больше не действует — время истекло. Осталось только сгореть в ночном сиянии звезд, что задорно подмигивают прогнившему миру человеческих надежд и чувств.
— Спи, — на последнем дыхании прикоснулась к его лбу в легком поцелуе и применила заклинание сна, понимая, что это так нечестно с ее стороны.
Но мир давно уже нечестный.
Прикоснувшись ладонью к его щеке, она смотрела в его затихающие глаза и видела, что огонь все равно горел — ярче прежнего, разрывая сосуды осколками времени.
А затем, глотнув прелого воздуха и почувствовав, что сердце уже крошится, произнесла:
— Я — одна среди звезд, среди них и сгорю.
Слова разнеслись по комнате, отбиваясь ритмом сломанных крыльев в сознании.
И эхом повторились в небесных гладях.
Дважды.
========== Глава двадцатая. Наши вселенные. ==========
Комментарий к Глава двадцатая. Наши вселенные.
Песни из прошлой главы подходят также и сюда. Поэтому можно включать их, если желаете.
Ноутбук вчера вернули, сразу и написала последние 11 страниц.
Жалящее своими яркими лучами солнце насмехалось над небом и пронизывало его, играясь в свои игры. Тешило маленьких детей, которые завороженно наблюдали за яркими красками, старательно выводило в оконных стеклах ломанные, искрящиеся резкими переливами. Казалось бы, каждый вздох должен был раствориться в тепле сегодняшнего дня.
Но всем было безразлично.
Люди всё
шли,
шли,
шли.
Дышали так, словно воздух не был наполнен сладостью первого весеннего дня.
Жили так, словно жить им было отсчитано — вечность.
И ни минутой меньше.
Время остановилось только для одного Нацу, который молча, облизывая сухие обкусанные до крови губы, стискивал зубы и смотрел на переплетения облаков с крыши — того самого — дома. Мира не существовало вовсе, как ему казалось.
Только лишь Он.
Один.
Во всей вселенной.
Преданный, сломленный, брошенный в самый центр механизма, где шестеренки смачно перемололи все мысли и кости вдребезги. Всячески проклинал дарованную ему жизнь, каждую минуту сотни раз повторяя — вслух и мысленно — лишь одно имя.
— Люси.
Где ты?
— Люси.
Не прячься.
— Люси.
Вернись ко мне.
— Люси.
Ты меня слышишь?
— Люси.
Чёртов ангел.
— Люси.