- Никлаус, иди. Мы сами. Просто забери ее. Стефан, Кол, поезжайте с ними. Мы с Ребеккой справимся с вот этим сами, - голос Элайджи уверенный и спокойный. Наверное, я умираю, поэтому и вспоминаю всех близких мне людей.
- Моя родная девочка… - кто-то проводит по моим губам. Пальцы прохладные и гладкие. Приятно. Какое реальное сновидение. - Все будет хорошо. Я с тобой.
Звякают цепи, руки безвольно падают вниз. Меня укутывают во что-то теплое и заключают в крепкие объятия. Я улыбаюсь и вновь погружаюсь в темноту небытия. Теперь можно и умереть. Я счастлива.
========== Глава 49. Кукла ==========
В коридоре раздается тихий шепот: ты разговариваешь с Элайджей. Теперь в этом доме все общаются только так - тихо и, как правило, быстро. Наверное, если была бы возможность, то все бы перешли на язык жестов, лишь бы только не тревожить меня. Даже не знаю, что тебя и нашу семью заставляет придерживаться такой модели поведения: то ли вы боитесь потревожить мой сон, а сплю я сейчас по двадцать часов в сутки, то ли опасаетесь, что я услышу что-то, что причинит мне душевную боль.
Прошло уже семь дней. Я плохо помню, как мы вернулись в Мистик-Фолс, от тех часов остались только ощущения безумной муки, такой сладкий вкус крови на губах и твой тихий голос, нашептывающий несвязные утешения. Я еще слышала что-то сквозь морок об Эрике и количестве кусков, на которые его разорвали. Он мертв, а я даже порадоваться не могу. Какая же жестокая ирония…
На стене висит огромное зеркало во весь рост. Я сегодня долго смотрю в отражение и думаю, что теперь я поистине “куколка”. И это не связано с тем, что теперь тебе приходится носить меня в ванную на руках, обмывать, расчесывать, переодевать и держать пакет с кровью у моих губ - хотя это тоже, конечно, крайне забавно. У тебя, большого мальчика, теперь и правда есть живая кукла. Или не совсем живая, или, может, почти мертвая, способная лишь нелепо моргать - какая разница? Сходство проявляется в моем внутреннем ощущении. Когда-то, годы назад, я ведь была совсем другой, но ты постепенно вырывал из меня каждую эмоцию, всякую черту характера. Ты уничтожал былое, заменял это во мне чем-то другим. Это было неплохо, просто иначе - сильнее, агрессивнее, ярче, смелее. Но что-то ты все же оставил, позволил уберечь мне, и это отличало цельную личность от фарфоровой пустышки. Там же, в ледяной пещере, из меня забрали последнее - надежду. Вырезали, вытравили, оставили алой кровью на сером камне. И оказалось, что надежда - это все, что меня наполняло, согревало, толкало вперед. Надежда - основа, и пока она была, я не ломалась, что бы ни произошло. Надежда - лекарство, и пока она была, я зализывала раны, сменяя их на отвратительную шероховатость рубцов. Теперь же внутри зияет черная пустота - настоящее кукольное содержание. Кто бы мог подумать, что окончательно меня уничтожит кто-то другой? Я всегда думала, что это будешь ты, Клаус. Хотя, наверное, ты не хотел, чтобы я стала вот такой. Апатия вызывает лишь отвращение, а в моем случае она достигла критической отметки.
Честно говоря, мне и самой иногда кажется, что моя реакция характеризуется одним словом - “слишком”. Ведь, в конце концов, я жива, и сейчас все раны уже затянулись, почти забылись. Ты приехал, не забыл, не бросил. Но еще ты опоздал. На несколько минут, в течение которых мой мир рушился. И именно этот крошечный отрезок времени теперь навсегда будет отделять Кэролайн Форбс от жалкого подобия, которым я стала. Говорят, что невозможно предугадать, какая соломинка окончательно сломит. Моей соломинкой оказался Эрик.
Шепот в коридоре стихает, и через мгновение ты тихо входишь в комнату. Впрочем, заметив, что я не сплю, тяжело вздыхаешь. Сложно со мной теперь? Знаю. Можешь выбросить. Мне даже интересно, что со мной станет, если сейчас вышвырнуть меня на улицу? Быть может, я переборю свое оцепенение и начну хоть как-то существовать, а, может, останусь там, где положат, и буду смотреть в серое небо, пока оно не поглотит меня. Это красиво - умереть, глядя в небо.
- Кэролайн, как ты? - спрашиваешь тихо. Привычка, наверное. Лучше бы кричал, а то иногда кажется, что и ты стал лишь тем подобием Клауса, что был когда-то. Может, и я что-то изменила в тебе? Когда-то я хотела, считала, что мое влияние будет благотворным, поможет смыть хотя бы чуточку крови с твоих рук. Как же я ошибалась.
- Хорошо, - тоже шепотом. Хрипло. Кажется, что из горла сейчас снова начнет толчками вырываться кровь. Но, конечно, это лишь иллюзия. На коже ничего нет, вся боль в воспоминаниях.
- Ты хочешь есть?
- Нет.
- Может, вынести тебя на улицу? Сегодня хорошая погода, - ты присаживаешься на краешек кровати, берешь меня за руку, сжимаешь пальцы. А у меня не выходит сжать в ответ. Не будь я вампиром, подумала бы, что у меня серьезные физические отклонения. Но я-то знаю, что все мои беды другой природы.
- Нет.