Хотя может и статься, что никакие “доказательства” не понадобятся, и все свершится без них. Но какой из ходов выбрать — он решит чуть позднее, когда придет черед остановиться на этом перепутье.
***
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 25.
Александр, не ожидавший так рано своего адъютанта, удивленно оторвал взгляд от бумаг, что получасом назад ему принес цесаревич. Николай внял требованиям отца заняться государственными делами и включился в проект Судебной реформы, однако своими предложениями лишь еще сильнее усложнил и без того непростую идею. Выдвинутые Его Высочеством мысли требовали доработки и местами шли вразрез с намерениями самого Императора, и теперь последний не мог решить — отклонить идеи сына за их недостаточным подкреплением основаниями или же включить в закон, заставив впоследствии будущего государя отвечать за возможные ошибки. Таким нахмуренным и оттого кажущимся не в духе Император и встретил визитера. Решимость Дмитрия, взращенная на пути в Петербург, чуть поколебалась, но не настолько, чтобы полностью позабыть о вопросах, что надлежало задать.
— Поручик Шувалов по Вашему приказанию прибыл и готов понести наказание за своевольный отъезд из Петербурга, — отрапортовал граф, вытягиваясь в струнку.
Не сразу поняв, о чем речь, и за какие провинности он должен гневаться на офицера, государь закрыл папку с принесенными бумагами и сдвинул её в сторону. Мысли понемногу уходили в сторону от Судебной реформы, и начало припоминаться нечто, связанное со своевольным отъездом графа Шувалова из Дворца. Кажется, Император даже тогда собирался отдать приказ о поиске его личного адъютанта, но сначала его заняли хлопоты по траурному обеду и молебну в честь почившей восемь лет назад матери-императрицы, затем сын активно включился в государственные дела. А теперь граф Шувалов вернулся самостоятельно. Хотя, да, надлежало бы его отчитать за это.
— И что же посодействовало Вашему внезапному отъезду? Обнаружили угрозу Империи?
То, что Александр шутил, не давало возможности стоящему перед ним офицеру расслабиться: хоть и мягок был царь, не в пример своему покойному отцу, но порой за его столь дружелюбным тоном крылись жесткие решения. Впрочем, пока здесь не наблюдалось Долгорукова, имелись шансы отделаться малой кровью и защитить Кати.
— Никак нет, Ваше Величество. Захворала маменька, о чем меня в срочной телеграмме уведомил наш управляющий, умоляя приехать.
Говоря об этом, Дмитрий мысленно просил прощения у матери за такую ложь, надеясь, что не накликает беду: Елизавета Христофоровна была абсолютно здорова, но только так можно было оправдать стремительный отъезд, особенно в компании с Кати. Которая, к слову, не вернулась, и государю это наверняка было известно.
Император несколько секунд рассматривал офицера, всем своим видом выражающего готовность принять любой приговор, хоть и в его глазах явно проскальзывал страх. Таких людей государь ценил, но все еще не мог принять единого и твердого решения в отношении княжны Голицыной. В утренней беседе с ним Николай, пояснявший основной недостаток текущей судебной системы, в шутку оговорился, что даже там приговоры выносятся быстрее, нежели лично Императором. И здесь он был прав, хоть и Александру не нравилось признаваться в этом.
— Похвальна Ваша забота о матери, граф. А что же с княжной Голицыной? Её отъезд из столицы тоже был обусловлен внезапной болезнью?
— Я имел смелость попросить Кати на правах моей невесты сопровождать меня и остаться рядом с маменькой до её полного выздоровления. Доктор настоял на том, чтобы за ней приглядывал кто-либо из близких, но Эллен при дворе, а папенька последовал Вашей воле и находится сейчас в Бад-Киссингене.