– И она непременно на каждом светском приеме будет говорить о неземной любви к нему, во что, конечно же, никто не поверит, – фраза была произнесена нарочито с придыханием и легким сочувствием, хотя уголки губ Катерины уже подрагивали, как и зеленые глаза лишились своего холода.
– Особенно его дети от первого брака, – поддержал игру цесаревич, вдохновенно расписывая будущее императорской крестницы, – им придется называть маменькой ту, что вряд ли окажется их старше. Они будут пытаться всячески открыть отцу глаза на его новую супругу, но он уже слеп от своей любви.
– В конце концов, он перепишет все завещание на нее, оставив детей обездоленными, и на следующее утро по нему уже отслужат панихиду.
– Вы жестоки, Катрин, – усмехаясь, оценил её вариант Николай, – она еще немного поживет с ним, чтобы иметь возможность посещать приемы в сопровождении столь знатного супруга. Ведь после его кончины ей придется блюсти траур: это накладывает табу на все светские вечера, а такая барышня как она следит за своей репутацией, чтобы попрать все нормы.
– И несмотря на то, она будет тайно иметь связь с каким-нибудь офицером.
– Драгуном! Чем не принц на коне?
Едва сдерживающая смех Катерина после этого воодушевленного замечания уже, не таясь, рассмеялась, и столь заразительно, что Николай сохранять серьезность тоже не имел возможности. Впрочем, дабы не навлечь на себя осуждающие взгляды, пришлось почти сразу успокоиться, и лишь заговорщицкие улыбки, коими обменивались собеседники, напоминали о случайном и кратковременном отхождении от правил. Удерживая раскрытый веер так, чтобы он слегка прикрывал ее губы, княжна едва заметно подалась в сторону цесаревича.
– Не думала, что Наследник Престола может обсуждать барышню за её спиной, – в голос нарочно был добавлен легкий укор, но веселье в зеленых глазах выдавало настоящие эмоции. Николай, так же чуть склонившись к своей спутнице, понизив голос, вкрадчиво пояснил:
– Готов поспорить – не к ночи помянутая барышня сейчас с не меньшим удовольствием сплетничает о нашем уединении.
С тихим смехом Катерина сложила веер, едва дотронувшись его краем до плеча цесаревича в немом, но шутливом предупреждении. А в зеленых глазах читалась благодарность за эти спокойные минуты, позволившие забыть о причинах для грусти и впервые за долгое время искренне рассмеяться.
Комментарий к Глава двенадцатая. С мечтой о близком пробужденье
*она глупа (фр.)
**шила в мешке не утаишь, м-ль Ланская (фр.)
========== Глава тринадцатая. Ломается хрупко бессильная сталь ==========
Российская Империя, Карабиха, год 1863, декабрь, 25.
В последних числах декабря почти в каждом доме появлялась пушистая зеленая красавица, знаменуя приближение праздника: немецкую традицию ставить елку в Россию привезла еще покойная Александра Федоровна, и постепенно это стало традицией не только во дворце, где отдельно наряжалась елка Императора, Императрицы, каждого из детей правящей четы, а также для малого великокняжеского двора, но и в домах всех слоев населения. Различалась лишь пышность, с которой проводилась подготовка к празднику: где-то вместо деревца даже ставили лишь несколько его веточек, но от духа Рождества не желал отказываться никто. Катерина, привыкшая к ощущению чуда, что рождали все эти приготовления, погружённая в мысли о приюте, начавшем функционировать, пусть и не в полную силу, испросила у государыни разрешения заняться праздником для детей, и теперь с небывалым усердием завязывала ленточку, которой фигурка крепилась к колючей зеленой лапе. Стоящий рядом Николай поправлял лестницу, чтобы усадить на вершину ели натертую до блеска звезду. Все игрушки были вытащены с антресолей, и княжна сильно обрадовалась, что туда в момент уборки не добралась, иначе бы выкинула все ненароком. А теперь, как оказалось, даже эти безделицы пригодились.