На закате с трудом сбежал от него. Расплатился с мальчишками - и ушёл, не дослушав.
- А-а, грешить побежал, никчёмный ты человек! - провопил он мне вслед.
И откуда только берутся такие зануды?!
Проворчал, быстро уходя:
- У меня, между прочим, законный брак!
Он завопил:
- Все люди грешники и обязаны покаяться!
А сам он, по-видимому, ни в чём не раскаивается. Наверное, считает себя святым...
Этой ночью вампиры не появились. Ждал их до рассвета, отчего измучился ещё больше, чем от сражения с ними. В город они не сунутся, пока не сгниёт или не высохнет чеснок, но у них ещё шесть деревень... К тому же, другие кланы могут встать на их сторону, чтобы уничтожить меня и Софью, из-за которой я изменился.
Утром меня потянуло на луг. Жена плела венок, а я валялся на траве и наслаждался от прикосновения тёплых солнечных лучей. Так провалялся до полудня, отоспался, набрал сил. Потом мы нашли осинку. Осторожно приблизился к опасному дереву. Ничего не произошло. Коснулся его кончиком указательного пальца. Дерево не стремилось ни обжигать меня, ни отталкивать. Тогда достал из свёртка кинжал, срезал одну ветку, обстругал, заострил с обоих концов.
Анастасий, блуждающий по роще в поисках ярых развратников, очень удивился, застав нас за такими скромными занятиями, как любование отражением в ручье и обстругивание палки. Был он ещё более бледный, чем обычно, волосы грязные, растрёпанные. Прежде он аккуратно причёсывался, собирал волосы ремешком. Однако же парень быстро оправился от потрясения, напомнил, что первые люди согрешили ещё задолго до нашего появления на свет, и ушёл.
За ужином Пётр Семёныч с воодушевлением рассказывал новый анекдот. Мол, некий проповедник зашёл в один небольшой город и читал проповедь так пылко, что половина горожан ушла в ближайший монастырь. А другие люди запирались в домах. Проповедник как-то зашёл в трактир, так все его работники и выпивохи с испугу притворились уснувшими. И ушёл проповедник грустно, а люди всё ещё лежали, боясь пошевелиться. А поскольку дверь была открыта, то в трактир вошёл вор и всех обобрал. Но люди не шевельнулись, молчали, так как боялись, что тот сердитый человек всё ещё где-то рядом. Конечно, всё это был бред, глупая байка. Почему-то люди любят высмеивать что-то святое, хотя сами они от этого лучше не становятся ни на каплю. Ну да Бог им судья... Я лично не возьмусь кого-либо в чём-либо обвинять, даже местного усердного проповедника.
Но что это за улыбка Мадонны, хотел бы я знать! И почему её увидел именно Анастасий? И где?!
Темнело... Я валялся на кровати, поверх одеяла, и крутил короткое осиновое копьё в руках. Софья крутилась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, пользуясь последними мгновениями дня.
Спросил с улыбкой:
- Тебе так нравится эта новая ночная рубашка?
- Нет, я смотрю на себя...
- А-а...
- Хватит ли?..
Недоумённо сел.
- Но я никак не могу понять, достаточно ли я округлилась во всех местах? - она печально развернулась ко мне, - Скажи, Кирилл, я очень потолстела?
- Ну, уже не бледная, а румяная, щёки теперь не впалые... А тебе зачем?
- Кирилл, ты же сказал, что я такая тощая, что тебе даже подержаться не за что, - сказала жена, смущённо глядя в пол.
- Так ты... что ж это... ты поэтому так объедаешься?
Сенька кивнула. Значит, ради меня так мучается... чтобы мне понравиться...