Я задрожал. Неужели, узнал?!
А он как-то странно улыбнулся и ушёл, приказав Анастасию следовать за ним. Тот очень хотел меня добить, но перечить единственному человеку, которого уважал и любил, не осмелился.
Кто-то любопытный высунулся из окна. Я поспешил юркнуть в тень. Долго прятался в тёмном закоулке, потом вернулся домой. Дом - это там, где нас по-настоящему ждут...
Софья заботливо обработала мои раны, перевязала. Светлело, уже утренние лучи мягко касались чего-то внутри меня. Впрочем, девушка, печально смотревшая на меня, была прекраснее, чем рассвет. Потянулся к жене, желая поцеловать её в губы, но со стоном упал на постель. Вот мерзкие раны! Эх, как не вовремя я напоролся на лезвия!
День выдался серый и тусклый. Часто моросил дождь, словно небо торопилось поскорее вымыть из города останки детей ночи. Мне было дурно: раны болели, тело ослабело от потери крови. Я наконец-то понял, что заменило для меня кровь: с не меньшей жадностью я теперь втягивал в себя солнечные лучи. Но солнце не показывалось, так что я мучился, как самый обычный человек... Обычной человеческой пищи мне не хватало. Или же не хватало лишь для излечения тяжёлых ран?..
Уже за полдень жена ушла на рынок. Многозначительно пообещав принести кое-что вкусное. Лежал на кровати и страдал от боли. Из сладкого забытья милосердного сна меня вырвал громкий шум с улицы. Неужели, он меня узнал? Рассказал всё горожанам? Ох, а если они поймали мою Сеньку?!
Вскочил с постели. Тело пронзило от боли. С трудом дошёл до окна.
Со второго этажа, на котором находилась спальня, было хорошо видно творящееся на улице. Там возмущённая толпа напирала на бледного как снег Анастасия.
- Я этого не делал! Не делал! - отчаянно кричал парень.
Его прижали к стене. Люди шумели, шумели. Потом кто-то рискнул приблизиться к нему и сбил его, ошарашенного такой наглостью, с ног. И тогда самые злые и оскорблённые им радостно навалились на него. Наверное, он ничего не делал. Он только неустанно кричал им про их мерзкие дела, а люди это ненавидят...
Какое-то время отсутствующе слушал крики избиваемого, напавших и наблюдавших за этой гнусной сценой. Опомнился, когда Анастасий замолк. Так ведь до смерти забьют из-за какой-то нелепицы или навета!
Ругаясь, спустился вниз. Приметил Петра Семёныча, с живейшим интересом выглядывавшего из окна на втором этаже, затем любопытные физиономии в окнах соседних домов. Никто не горел желанием спасать рьяного проповедника. Видно, у всех, кого он встречал, совесть была не чиста...
Моя рубашка в пятнах крови, проступивших из-под повязок на теле, обнажённый кинжал в моей дрожащей правой руке, моё бледное и мрачное лицо, мои сверкающие яростные глаза отрезвили стоящих поблизости. Те зашуршали, зашипели, привлекая внимание остальных. Толпа бросила свою игрушку и недоумённо развернулась ко мне. Они безоружные, но их много. У меня есть острое лезвие, но я один и сильно ранен...
Долго равнодушно смотрел на них, а они - испуганно на меня. Поединок взглядов выиграл я. Люди заворчали, быстро расползлись кто куда. Невольно развернулся к комнатам дома редактора. Лицо Петра Семёныча сияло от счастья. 'Уж я им всем такого о тебе расскажу!' - читалось в его радостных глазах.
С досадой сплюнул, поморщился от боли и подошёл к неподвижному телу в чёрной одежде. Крест его серебряный кто-то снял и унёс. Может, только из-за нищеты.
Толкнул парня ногой. Боль скрутила меня. Побитый дёрнулся, застонал... и продолжил валяться, глаз не разлепив.
- Пётр Сёмёныч, тащите ведро с водой! - прокричал я, не оборачиваясь.