— Скучноватый у нас получился вечер, — говорю ей на улице.
— Ну почему же? — возражает она и берет меня под руку. — По-моему славно посидели.
Мы медленно движемся по тротуару. Сыплет мелкий, противный снег.
— Дойдем до подземного перехода и там простимся, — ее тон мне не кажется уверенным, похоже, ей вовсе не хочется так сразу со мной расставаться. — Вы поедете домой. А я пойду к себе.
— Я отправлю вас на такси.
— Нет, нет! — отрицательно качает головой Диана. — Я же рядом живу.
— Тогда я провожу вас до подъезда! — заявляю и, слегка сжав ее локоть, решительно прибавляю: — Никаких возражений не приму!
— Напрасно вы себя утруждаете, — она останавливается и заботливо расправляет на моей груди шарф. — Закрывайте горло, Иван Максимович, простудитесь.
Я перехватываю ее руку и прижимаю к губам.
Шагая по заснеженной улице, мы беседуем о зиме, вспоминаем лето, работу. Болтаем о чем угодно. Сутулые фонари льют нам под ноги унылый, тягучий, как кисель, свет. Редкие автомобили удивленно таращатся на нас, выпучив желтые глупые глаза.
Пришли. Ее дом. Ее подъезд.
— Ну, вот я и дома. Меня уже, наверно, заждались…
— Наверно.
— Интересный у нас получился вечер, Иван Максимович, — не очень весело, как-то натянуто смеется Диана. — Вроде как молодость вернулась. Вот вы проводили меня домой, будто парень девушку. Правда?
— Да, — соглашаюсь я с грустью. — Все, как в юности… Только одного не хватает…
— Чего же, Иван Максимович? — в мутном свете фонаря ее глаза кажутся зелеными и таинственными, как у кошки.
— Ну, как же! — я беру Диану за руку. — Когда парень, проводив девушку домой, прощается с ней, то он…
Она испуганно делает шаг назад. Но уже поздно. Порывисто обхватив ее за плечи, я припадаю к прохладным, трепетным лепесткам губ. Она стонет, или пытается что-то сказать. У меня начинает стучать в ушах. Я размыкаю руки.
— Но… но… Иван…
— Спасибо за вечер! Доброй ночи, Диана Александровна! — тихо говорю я и, круто повернувшись на каблуках, шагаю прочь.
Сердце бешено колотится в груди, глаза застилает желтая пелена какого-то неистовства, а в мозгу, как далекая звезда, пульсирует единственная мысль: я сошел с ума.
Коротал я вечер в квартире на Новокузнецкой, купая душу, опутанную паутиной едкой тоски и невесть откуда взявшейся пустоты, в море водки. Телевизор смотреть не хотелось. От книг воротило. Я бесцельно бродил из угла в угол, временами останавливаясь у стола на кухне, чтобы налить себе очередную рюмку. В какое-то время даже подумал, не вызвать ли проститутку. Но желания не было. Не хотелось и куда-то идти.
Через час, уже капитально захмелев, я вдруг решил поговорить с Настей. Сначала попробовал связаться с ней по мобильному. Но тщетно, он был выключен. Тогда я засел за стационарный. Долго крутил диск телефона, пытаясь дозвониться в санаторий. Наконец, вызов пошел. Трубку подняли.
— Четвертый корпус! — отрапортовал звонко женский голос.
Я попросил или соединить меня с Настей, или позвать ее к телефону.
— Так уже отбой, уважаемый, все спят! — не соглашался голос.
— Милая, мне очень надо! — настаивал я, чуть не плача.
— Да поздно уже!
— Я вас прошу, очень прошу! Пожалуйста! — продолжал клянчить я.
— А вы кто? — поинтересовалась моя невидимая собеседница на том конце провода. — Муж?
— Да, да! Я муж!
Далекая женщина, подумав, спросила, не случилось ли что. Я ответил, что случилось. И меня тут же соединили с Настей.
— Слушаю! Это ты, Ванечка? — прозвучал в трубке родной голос.
— Да, любимая, это я! Прости, что звоню так поздно.
— Ванечка, солнышко! А я ждала твоего звонка днем. У тебя все в порядке? — она была и обрадована, и обеспокоена.