Граф продолжал стоять подле стола и опустился на стул лишь тогда, когда я придвинула к себе тарелку, тихо поблагодарив за заботу. Перед ним на пластиковой ажурной салфетке вновь красовался полный бокал, который он тут же принялся крутил в пальцах по часовой стрелке.
— Остыл? — осведомился граф, когда я с трудом проглотила первый кусок.
Для моего изголодавшегося желудка омлет уподобился амброзии, но нож в руке нагло дрожал и брякал по краю тарелки. Кляня себя за трусость, я одновременно понимала, что абсолютно не контролирую разбегающиеся по телу мурашки, хотя в доме продолжала царить дневная духота.
— Всё великолепно, Ваше Сиятельство, — прошептала я, не смея протянуть руку за своим бокалом.
Я давно не выпивала целую бутылку и боялась окончательно потерять над собой контроль. Сейчас хотелось попросить воды, но если только я подниму глаза, он сразу помёт, насколько я пьяна. Хотя он и так знает, куда делось мускатное вино.
— Как часто вы готовите? — спрашивала я, изучая причудливый узор, созданный под лёгким слоем омлета кровавыми помидорами.
— Не так часто, как хотелось бы… К тому же, я не ожидал, что не найду в холодильнике даже яиц. Впрочем, я купил бельгийских вафель на завтрак, хотя не понимаю, как и зачем ты ешь эту гадость.
Его бокал продолжал крутиться перед моим туманным взором. Упоминание завтрака немного успокоило меня, и голос приобрёл хоть какую-то громкость.
— Я редко ем дома. К тому же, я совершенно не умею готовить. Да и готовить мне некому, а так я бы научилась, пожалуй.
— Это не твоя беда, это твоя вина, — совсем не по-доброму сказал граф. — Запивать ужин водой совсем не по-французски, так что подними бокал.
Трясущимися руками я взялась за тонкую ножку и задержала бокал в соответствии с этикетом чуть ниже бокала графа. Я не поднимала на вампира глаз, но была уверена, что по его лицу скользнула всё та же ухмылка, когда он осторожно опустил свой бокал ниже моего, как бы передавая пальму превосходства. Оставалось лишь произнести тост за моё здоровье, что вампир и сделал, заставив меня захлебнуться до ужаса кислым вином. Я закашлялась, рука дрогнула, и макового цвета кофта окрасилась в кровавый цвет. Заходясь кашлем, я опустила бокал на салфетку, расплескав в тарелку с недоеденным омлетом оставшееся вино. Кашель не отпускал, сжимая грудь в тиски, но граф не спешил приходить на помощь. Я поднялась на ноги, и кровавое пятно потекло ниже на живот. Кое-как я сумела промокнуть ткань салфеткой. Граф откинулся на спинку и принялся раскачиваться на стуле, медленно потягивая из своего бокала то, на что так было похоже сейчас вино на моей кофте.
— Я хотел купить маки, но у вас их не продают… — говорил он, явно забавляясь моим несмешным положением. — Так странно, ведь это местный цветок, способный в отличие от роз пережить засуху. А это, ужас…
Граф свободной рукой схватил в охапку подвядшие за душный день розы и медленно понёс букет на кухню, чтобы бросить в мусорный бак. Мгновения хватило, чтобы я откашлялась и, глядя на пустую вазу, сказала:
— Цветы у нас принято выбрасывать отдельно.
— А это не цветы. Это протухшие воспоминания, которые стоит выбрасывать с прочим мусором. Сними кофту, она же вся мокрая.
Я попыталась сделать шаг от стола, но ноги вросли в пол.
— Я, кажется, достаточно чётко сказал — сними кофту, а не ступай переоденься. В английском языке это два абсолютно разных глагола.
Голос прозвучал слишком близко, заставив вздрогнуть, хотя я не услышала поскрипывания ботинок.
— Простите, но у меня под ней… — начала я дрожащим голосом.
— Я знаю.
Я покорно стянула кофту и сжала в руках прямо перед собой. Сколько бы я не пыталась расправить плечи, лопатки совершенно не желали сходиться, и тут руки графа пришли мне на помощь, причиняя спине нестерпимую боль, но я не позволила себе застонать, закусив нижнюю губу.