— Ступай ровно и ничего не бойся, — прозвучал лесным эхом голос графа. — Я хочу, чтобы ты научись ходить в темноте, ведомая лишь надеждой. Я хочу, чтобы ты сделала этот шаг без меня. Отыщи в своей скованной страхом душе веру в удачу, веру в себя. Поверь в свои силы, поверь в то, что тебя ждёт победа. Поверь в себя, не жди ничьей помощи. Иди в темноте на свет. На свет, который даёт вера в собственную силу. Иди.
Он проговорил всё это как заклятье, и я сделала шаг. Первый, второй, третий. Ноги чувствовали бревно, раскинутые руки ощущали поддержку воздуха. Я шла вперёд, пока не уткнулась в грудь графа, и тут же судорожно ухватилась за его плечи, чуть не потеряв равновесие.
— Кажется, я убил в тебе веру, — рассмеялся вампир. — Думаю, ты сумела бы спрыгнуть на землю.
Его руки скользнули мне на талию и, опустив на тропинку, исчезли.
— Скажите, зачем вы открыли Лорану правду о его рождении? Ведь вы даже сменили ему имя.
— Сколько бы мы не меняли имена, Кэтрин Смол, мы не сменим себя. Он оставался сыном Рене. От отца Лоран унаследовал музыкальный слух и прекрасное владение инструментом, от матери взял мягкость характера и врождённую доброту. От меня он получил лишь бессмертие. И то я был вынужден дать ему этот дар. Но это уже не моя тайна. Я и так, похоже, выпил лишнего и выболтал то, что тебе не следовало знать. И всё же я не стану стирать тебе память. Быть может, моё признание поможет тебе перестать думать обо мне… Давай поднимемся на вершину, у нас такая долгая ночь… А дома тебя ждёт пирог. Я подумал, что глупо сидеть на диване и ждать, когда он остынет.
— Как давно мы в лесу? Я ничего не помню.
— Не важно. Ты помнишь главное, остальное лишь пустые минуты.
Но мне нравились эти пустые минуты и тёплые пальцы, сжимающие мне руку на крутых дорожках. Граф больше не говорил ни о себе, ни обо мне. Он молчал, но молчание его было тёплым. С каждой убегающей минутой я всё больше и больше превращалась в беззаботного ребёнка. Два дня во рту у меня таял яблочный пирог, растворяя прежнюю неприязнь к графу. Я вновь обнаружила его вечером в своей спальне. Вернее на пороге. Он сидел, положив на колени альбом, и рисовал. Он вновь рисовал меня спящей, но в этот раз лица не было видно ни в жизни, ни на бумаге. Во сне я завернулась в простыню, что в кокон, и бессмертный художник упражнялся в зарисовке драпировки и моих пяток.
— Я обещал не рисовать тебя больше, но не смог устоять перед простынёй.
Улыбка вампира, лишённая какой-либо иронии, казалась удивительно тёплой, и я не почувствовала в душе досаду даже на долю секунды. В этот раз я спешила принять душ и одеться не из страха застать графа в спальне, а наоборот — я боялась, что он уйдёт. Но он ждал меня в коридоре. В доме продолжало оставаться тихо, и я поняла, что Лоран успел уйти до моего пробуждения, если вообще возвращался домой.
— Я не хочу, чтобы вы готовили сегодня, — сказала я графу, когда тот поставил передо мной чашечку кофе с пряным ароматом корицы. — Давайте послушаем музыку. А?