- И впрямь – Беловодье! – вырвалось у Анны.
Она погрузила ладони в поток и внезапно охнула – такой ледяной оказалась вода в разгар жаркого лета. И невозможно чистой, без малейшей мути. Она обернулась к мужу, чтобы разделить с ним свой восторг – и поразилась неподобающе серьёзному выражению его лица.
- Вы счастливы, Анна Викторовна? – напряжённо спросил он, словно снова, в который уже раз его настигли знакомые - затонские ещё - сомнения.
Анна влажным платком промокнула царапину у него на лице и улыбнулась ему безмятежно:
- Я счастлива, Яков Платонович. Не сомневайтесь! Кажется, только сейчас я начинаю понимать, что такое счастье на самом деле.
- И что же это? – спросил он по-прежнему серьёзно.
- Я пока ещё не знаю, как это выразить. Но точно знаю, что счастье – это не то, что представлялось мне когда-то. – И поскольку он молчал, ожидая ответа, она продолжила. – Раньше мне казалось, что счастье выглядит так: вы и я – оба в красивых нарядах, танцуем. Но эта грёза всегда заканчивалась одним – я вас теряла. Видимо, потому что это было неправильно, не про нас.
Ладони Якова казались горячими, отогревая её заледеневшие от воды пальцы.
- А что про нас? – тихо спросил он.
Она засмеялась:
- Знаете, у нас в гимназии был старый учитель математики, мы его страшно любили. Он говорил: «Вот вам задача, её условия прекрасны. А дальше сами, сами!» Понимаете? Вот нам условия – целое Беловодье!
Он безмолвно кивнул, не отрывая от неё горячего взгляда.
- А вы счастливы, Яков Платоныч?
Штольман улыбнулся:
- Уже лет двадцать об этом не задумывался.
- И правильно. Сложно это всё! – дерзко сказала Анна, тыча пальцем ему в грудь. – Вы ведь начинаете задумываться, когда мы связанные, в подвале, стоим у пыльного шкафа, и в нас стреляют через дверь. И никак не раньше! Вот тогда вы заявляете вдруг, что счастливы. Опасный вы человек, Яков Платоныч, мама права. И счастье у вас странное!
- Я вам уже два года это твержу, Анна Викторовна, - пробормотал Штольман, но не отказал себе в удовольствии зарыться губами в волосы у неё на макушке.
Хорошо, что теперь все эти споры – не взаправду.
Они снова замерли, держа друг друга в объятиях и не решаясь ни на какую ласку, опасаясь, что дальше просто не смогут остановиться.
- Но я вас понимаю, - сказала Анна, дыша мужу в плечо. – Нам обоим нужно, чтобы была задача, а дальше мы сами, сами. Всё это время, пока мы ехали, это словно были не вы, а только половина вас. Вы ведь ожили, когда услыхали про этого Подкаменного Змея. Когда мы доберёмся до нашего кремового города, нам обязательно надо будет открыть какое-нибудь маленькое сыскное агентство: вы, я, Антон Андреич.
- И духи? – насмешливо донеслось сверху. – С таким штатом маленьким агентство уже не назовёшь. Хорошо, что духам не надо платить жалованье!
- Снова смеётесь? Яков Платоныч, знаете, вы невозможны!
- Знаю, моя радость! Вы сообщаете мне это раза по три на дню.
Такая дерзость определённо нуждалась в наказании. Анна коснулась губами заветного местечка на шее за ухом, радуясь звуку враз сбившегося дыхания.
- Анна Викторовна! Герр Якоб! Где вы? Ехать пора, - с обрыва доносился голос господина Кричевского.